Она покачала головой. Федор присел к ней, взял за руку.

— Рина, я старый манипулятор. Ты меня не переиграешь. Не надо даже начинать. И не дуйся. Глупо. Я хочу тебе помочь. Я помогу. А когда ты поправишься, мы будем обсуждать все эти милые женские штучки.

— Какие?

— Кто кого и на каких условиях победил. Покорил. Ясно?

— Свинство так говорить!

— Просто правда во всей ее неприглядности. Женщины и мужчины любят играть в эти игры. Использовать друг друга.

— Все?

— Подавляющее большинство. Весь мир театр! Все люди в нем — актеры.

— А ты?

— Пытаюсь быть режиссером, иногда зрителем. Бывает, вляпываюсь и играю в чужих пьесах. Человек есмь. Не совершенен.

— Свинство. Свинство все равно.

— Согласен. Но жизнь — такова. Бесполезно обсуждать правила. Ты уже на поле. В игре. Ты. Или тебя. Вот и все.

— Какой кошмар.

— Точно.

* * *

— Дед Махмуд. Я без тебя скучать стану.

— Ай-яй-яй.

— Сильно.

Старик слушал и улыбался.

— Будут спрашивать, кто ты мне, отвечай, дальний родственник. И живешь пока один потому, что я в отъезде. Кстати! Федор. У дедушки нет пенсии. И документов.

— Денег оставим. С документами потом разбираться будем, позже. Так. Сколько надо на месяц?

Старик не ответил. Перевел ласковый взгляд на Арину. И лукаво посоветовал.

— Ты не обижай Федора, он хороший. Грубый просто. И сама на него не обижайся.

Арина уточнила.

— Точно хороший?

— Очень.

Дед погладил ее по руке и встал.

— Пойду. Пора. Домой то заедете еще? Или сразу из больницы на вокзал?

— Сразу.

Ответил Федор.

— Нет.

Вмешалась Арина и объяснила.

— Вещи мне нужны. Или как?

Только что выслушавший тонкую отповедь Басмача, Федор решил не нарываться и не заявлять, что вещей у Арины наверняка нет, а так — третьесортный рыночный хлам. Который следует просто выкинуть.

— Хорошо, заедем. Завтра в обед.

— Я печенье испеку.

— И чак-чак. Мне понравился.

Федор с удивлением воззрился на старика.

— Печенье? Чак-чак?

Представил старика с поваренной книгой в руках. Басмач, колдующий у плиты?

— Евдокия Яковлевна привет просила передать. До свидания.

Он тихо вышел. И в палате стало меньше света. Даже Федор отметил.

— Славный дед. Хорошо с ним.

— Ты его обидел.

— Денег же надо оставить. Кстати, я не смыслю в Заранских реалиях. Сколько ему нужно на прокорм в месяц? Ста долларов хватит?

— Конечно. Только надо выдать их рублями. Как он будет обменивать валюту без документов?

Арина решила не говорить, что редкая пенсия достигает половины этой суммы.

— Отлично.

— А ты так много денег привез с собой?

— Нет. Но у меня есть карты. И счета в банках. Не волнуйся.

— Неужели мы завтра уезжаем?

Неделя лихорадочной спешки. Эвересты проблем, возникающие одна за другой. Бесконечное терпение Федора. Влюбленный в него персонал. И дело совсем не в купюрах, которые он вложил в некоторые карманы. Обаяние Федора действовало на женщин магнетически. Арина наблюдала, какие взгляды летят в его сторону, и комплексовала все сильнее. Самые свирепые медсестры таяли, начинали приходить на работу завитые и подкрашенные. Просто поголовная эпидемия. А чему удивляться? Незавидная женская доля. Тяжелый скверно оплачиваемый труд. Квартирный вопрос. Не умеющие содержать семью, озлобленные, пьющие мужики. Кошмар! И вдруг Настоящий Мужчина. Самим фактом своего существования демонстрирующий — Сказку! То есть возможность счастливого пребывания за ним, как за каменной стеной. Так ведь мужик еще и воспитанный. Обязательно скажет приятное. Похвалит. Само собой, никто в отделении не одобрял его выбор.

— И чего он в ней нашел?

Гадали, когда Федор ее бросит.

— А то!

Но, вздыхая, блаженно тянули.

— Повезло. Эх, повезло.

Арине то смешно было, то грустно. Порой ей казалось, что Федор не замечает своего успеха, порой, что его это веселит.

— В тебя влюблены абсолютно все дамы.

— Преувеличиваешь.

— Правда. Я вижу.

— Тебя это раздражает?

— Немного.

— Ревнуешь?

— Нет.

— Я делаю это нарочно.

— Шутишь!

Он пояснил.

— Иногда мне хочется очаровывать. Купаться в теплых взглядах. Своеобразный кайф.

Арина надулась.

— Гадко. Это гадко.

— Почему? Мне от них ничего не нужно. Я никого не обманываю. Просто люди стараются мне угодить. Так гораздо проще и комфортнее. Нравиться — целая наука. Прикладная, при чем, а не отвлеченная.

— Действительно манипулятор!

— Еще какой!

— Мной тоже вертишь?!

— В самом начале попробовал немного, потом перестал. Честно.

Арина вскинулась, с трудом сдержалась, прикусила губу.

— Какая сердитая. А зря. Я не внушал никому большой любви. Я просто понравился.

— Специально!

— Конечно. Ну и что? У всех хорошее настроение. И у меня и у тети Зины. Так лучше работается — в теплой атмосфере. Ферштейн?

— Нихт! Нон! Ноу!

— Ладно, позлись чуть-чуть для тонуса.

— Я никуда не поеду! Никуда.

Он очень быстро оказался рядом, крепко взял за плечи и чувствительно встряхнул.

— НЕ КРИЧИ НА МЕНЯ!

В его голосе прозвенела сталь предупреждения. Негромко сказанная фраза отразилась от окна, потолка, стен. И вернулась молчаливым повтором в его взгляде. Арине стало страшно и холодно. Но прижаться к мужчине, который смотрел ТАК было невозможно. Отпустив девушку, Федор вышел в коридор. Разозлился. Он разозлился. Давно с ним такого не случалось. Арина грызла пальцы.

— Перестань.

Он вернулся через пару минут.

— Перестань. Мне нравятся твои руки. Не уродуй их, пожалуйста. Хочешь — меня укуси.

Вновь стал спокойным и близким. Но перед мысленным взором Арины еще маячило жуткое выражение его глаз.