Она попросила подлить ей молока. Ей хотелось поскорее допить чай и убраться отсюда.

Ладнер пригласил ее заглядывать еще, если она окажется поблизости и ей нечем будет заняться. «И если захочется размять ноги, – добавил он. – В лесу всегда есть на что посмотреть, в любое время года». Он заговорил о зимних птицах и следах на снегу и спросил, есть ли у Беа лыжи. Она поняла: ему не хочется ее отпускать. Они стояли в дверях, и Ладнер рассказывал ей о катании на лыжах в Норвегии. О том, что у тамошних трамваев на крышах есть крепления для лыж, а горы начинаются прямо на окраине города.

Беа сказала, что никогда не была в Норвегии, но уверена, что ей там понравилось бы.

Потом, вспоминая прошлое, она видела, что этот момент и был подлинным началом. Им обоим было явно не по себе, оба притормаживали – не то чтобы не хотели идти дальше, но каждый беспокоился за другого, даже жалел его. Однажды Беа спросила у Ладнера, почувствовал ли он что-то важное в ту минуту, и он сказал, что да: он понял, что она – человек, с которым он сможет жить. Она спросила, не точнее ли было бы – «с которым он хочет жить», и Ладнер согласился, что да, можно было и так сказать. Можно было, но он не сказал.

Ей пришлось освоить множество профессий, связанных с ведением хозяйства в этом доме, а также с искусством и ремеслом чучельника. Например, она выучилась подкрашивать губы, веки и носы зверей ловко составленной смесью масляной краски, олифы и скипидара. Другие вещи, которые ей пришлось усвоить, были связаны с тем, что́ Ладнер говорил или о чем молчал. Похоже, ей предстояло излечиться от прежнего легкомыслия, пены тщеславия и всех былых представлений о том, что такое любовь.

«Как-то ночью я пришла к нему в кровать, а он не отвел глаз от книги и не сказал мне ни слова, даже когда я выползла из-под одеяла и вернулась в свою собственную кровать, где и заснула почти сразу же, – думаю, потому, что в бодрствующем состоянии стыд был бы для меня невыносим.

Утром Ладнер пришел ко мне в постель, и все пошло как раньше.

Иногда я с размаху натыкаюсь на глыбы непроглядной темноты».

Она училась, она менялась. Возраст помогал. Спиртное – тоже.

И когда он привык к Беа – или понял, что она для него не опасна, – в его чувствах произошел поворот к лучшему. Он охотно говорил с ней о том, что его интересует, и был нежней, когда утешался ее телом.

В ночь перед операцией они лежали рядом на незнакомой кровати, стараясь касаться друг друга как можно большей площадью голой кожи – руками, ногами, бедрами.

Лайза сказала Уоррену, что женщина по имени Беа Дауд звонила из Торонто и попросила их, то есть Уоррена и Лайзу, поехать и проверить дом в лесу, где живут Беа и ее муж. Беа просила убедиться, что вода отключена. Беа и Ладнер (он, строго говоря, ей не муж, сказала Лайза) сейчас были в Торонто в ожидании операции Ладнера. Коронарного шунтирования. «Потому что может разорвать трубы», – объяснила Лайза. Был вечер воскресенья, февраль, и на улице бушевала самая сильная снежная буря этой зимы.

– Ты их видел, – сказала Лайза. – Видел, видел. Помнишь, я тебя представила пожилой паре? Прошлой осенью, на площади, у входа в «Радиотовары»? У него был шрам на щеке, а у нее длинные волосы, наполовину черные, наполовину седые. Я тебе еще сказала, что он таксидермист, а ты спросил, что это такое.

Теперь Уоррен вспомнил. Пожилая – еще не старая – пара во фланелевых рубашках и мешковатых штанах. У него – шрам и британский акцент, у нее – странные волосы и взрывное дружелюбие. Таксидермист – это тот, кто делает чучела из мертвых животных. Из шкур мертвых животных. Зверей, а также птиц и рыб.

Уоррен тогда спросил Лайзу, что у этого человека с лицом, и она ответила: «Вторая мировая».

Сейчас Лайза сказала:

– Я знаю, где у них лежит ключ, потому она мне и позвонила. Их дом в тауншипе Стрэттон. Где я раньше жила.

– Они что, ходили с тобой в одну церковь?

– Беа и Ладнер? Не смешно. Они просто жили через дорогу от нас. Это она дала мне деньги, – продолжала Лайза, словно Уоррен должен был бы и так это знать. – Чтобы я могла пойти учиться после школы. Я ее даже не просила. Она вдруг позвонила ни с того ни с сего и сказала, что хочет дать мне денег. Ну я подумала, раз так, то ладно, у нее-то их навалом.

Детство Лайзы прошло в тауншипе Стрэттон, на ферме, где она жила с отцом и с братом по имени Кенни. Отец не был фермером. Он просто арендовал дом. Он работал кровельщиком. Их мать уже умерла. Когда Лайзе пришло время идти в старшие классы – Кенни был на год моложе ее и учился двумя классами ниже, – отец перевез семью в Карстэрс. Там он встретил женщину, которая жила в доме-прицепе, и впоследствии женился на ней. И потом уехал с ней в Чэтем. Лайза не знала, где теперь отец с женой – в Чэтеме, Уоллесбурге или Сарнии. К тому времени, как они уехали, Кенни уже был мертв – он погиб в типичной подростковой аварии, разбился в машине. Такое случалось каждую весну – пьяные подростки, часто без водительских прав, крали машины, чтобы покататься. Свеженасыпанный гравий на сельской дороге. Безумная скорость. Лайза окончила школу и один год проучилась в университете. В Гвельфе. В университете ей не нравилось. Не нравились люди, которые ее окружали. В это время она уже пришла к вере.

Так она и познакомилась с Уорреном. Его семья принадлежала к Братству Капеллы Святого Писания Спасителя в Уэлли. Уоррен ходил в Капеллу Святого Писания всю свою жизнь. Лайза стала прихожанкой Капеллы после того, как перебралась в Уэлли и устроилась работать в монопольную лавку спиртных напитков. Лайза и до сих пор там работала, но ее мучила совесть, и иногда она думала, что ей следует оттуда уйти. Сама она теперь вообще не пила спиртного и даже сахар не употребляла. Она не хотела, чтобы Уоррен в обеденный перерыв ел сладкие булочки, и сама пекла ему овсяные маффины. Каждую среду вечером она устраивала стирку. Когда чистила зубы, отсчитывала нужное количество движений щеткой. А по утрам вставала рано, чтобы делать гимнастику и читать выбранные стихи из Библии.

Лайза хотела уволиться из винного магазина, но она и Уоррен нуждались в деньгах. Мастерская по ремонту мелких моторов, где раньше работал Уоррен, закрылась, и теперь Уоррен ходил на курсы переподготовки, чтобы стать продавцом компьютеров. Лайза и Уоррен уже год как поженились.

Наутро небо прояснилось, и незадолго до полудня Лайза с Уорреном тронулись в путь на снегоходе. Был понедельник – Лайзин выходной. Шоссе почистили снегоуборочной техникой, но второстепенные дороги еще были завалены. Рев снегоходов послышался на улицах еще до рассвета, и их колеи виднелись на полях и на замерзшей реке.

Лайза велела Уоррену ехать по реке до шоссе 86, а там свернуть на северо-восток по заснеженным полям, чтобы обогнуть болото по большой дуге. Снежный покров на реке был весь испещрен следами зверей – прямыми цепочками, кружками и петлями. Уоррен мог с уверенностью опознать только собачьи. Из реки, покрытой трехфутовым слоем льда и ровным снегом, получилась отличная дорога. Снежная буря пришла с запада, как всегда в этих местах, и деревья по восточному берегу реки были все облеплены снегом, перегружены им – ветви торчали, словно прутья наполненных снегом корзин. На западном берегу реки наносы змеились, как замершие волны или как огромные завитки взбитых сливок. Было очень здорово и весело рассекать белую пелену дня на снегоходе, который летел с ревом и сложными переливами шума.