– Привет, Харви, милый, – кивнула Хильда. – Спасибо, что привез ее домой.

– Здравствуйте, Хильда, – вставил Ник с самой чарующей улыбкой.

Хильда поджала губы, словно отведала чего-то подгнившего, и покачала головой.

– Николас, будь добр, отведи ее в дом, – велела Зельда.

– С удовольствием, – отозвался Ник.

– Да, – выдохнул охотник. – Иди.

Сабрина взирала на него в полном отчаянии. Они долго смотрели друг на друга на фоне зари.

– Это ничего не изменит, – сказал охотник голосом жестким и усталым. – Правда?

– Правда, – шепнула Сабрина.

Взгляд Зельды, до сих пор устремленный исключительно на Сабрину, с одобрением устремился на Ника, проскочил мимо охотника и остановился на Пруденс.

– Что с тобой? Поранилась? Ник, веди в дом обеих девочек.

Зельда протянула руку к Пруденс, та с усилием приподнялась навстречу. Но в этот миг из кабины выглянула Сабрина, и Зельда, позабыв обо всем остальном, инстинктивно переключилась на белое сияние Сабрининых волос.

Под курткой охотника на ведьм Пруденс стиснула кулаки. Хорошо хоть, Зельда отвернулась и не увидит ее смятения.

Ник протянул Сабрине руку, чтобы помочь спуститься, и та приняла помощь. Охотник выбрался из кабины, подошел к борту, возле которого на скамейке лежала Пруденс.

– Давай отнесу тебя в дом, – предложил он.

– Еще слово – и я превращу тебя в жабу. – Пруденс понизила голос. – Не хочу к ним в дом.

Охотник нахмурился.

– Не хочу быть там второй! – заявила Пруденс, представив себе, как Спеллманы будут лечить ее, хотя больше всего им хочется хлопотать над Сабриной. Их глаза будут скользить по ней, как скользят глаза других родителей, когда они, придя в академию, высматривают собственного ребенка и не обращают внимания на какую-то там сиротку. – А ты бы хотел?

Охотник немного подумал и покачал головой. Потом кашлянул:

– Я отвезу Пруденс домой.

Сабрина подошла к грузовичку, потянулась, чуть не взобралась внутрь, чтобы обнять Пруденс, несмотря на суровые предостережения. Видимо, Сабрина решила, что теперь они стали подругами.

Черта с два. Рано или поздно Пруденс даст ей это понять.

Ник и Сабрина стояли перед домом, глядя вслед грузовичку, а тетушки безуспешно пытались загнать их обоих внутрь. Ник обнял Сабрину за плечи. Пруденс заметила, что от охотника это не укрылось.

– Высади меня в лесу, и все, – приказала Пруденс.

– Я знаю дорогу к академии, – ответил охотник.

Пруденс вздохнула, погружаясь в дремоту:

– Меня окружают идиоты.

Проснувшись, она обнаружила, что грузовик стоит слишком близко к академии. Охотник сидел на скамейке напротив, понурив голову и обхватив руками колени. Его кошмарная челка опять свалилась на глаза.

– Академия – твой дом, верно?

– Другого у меня нет, – ответила Пруденс.

– Я отнесу тебя туда, – вызвался он.

Пруденс представила себе, что начнется в академии, если через порог переступит охотник на ведьм.

– Только попробуй. Тебя сотрут в порошок.

Охотник молча протянул Пруденс несколько набросков. Почти на всех был ее маленький братик, а на последнем – она сама, Ник и Сабрина на берегу пылающей реки. Пруденс и сама знала, что красива, но до сих пор не замечала ни в себе, ни в других ведьмах красоту вот такого рода.

Жаль будет сжигать эти рисунки, жаль будет смотреть, как пепел рассеивается на ночном ветру, но ничего не поделаешь – придется. Так надо. Такова сущность красоты, разбивающей сердца. Даже когда она сияет у тебя перед глазами, ты знаешь, что она все равно потеряна.

И в этот миг Пруденс поняла, что же задумал охотник.

Она села, спустила ноги из кузова и, превозмогая боль, с наигранной легкостью соскочила на землю.

– Куртку можешь оставить, – сказал охотник.

Она так и планировала. На платье зияла дыра.

– Мне придется ее сжечь.

Охотник пожал плечами:

– Я знаю.

Он встал со скамьи, перебрался на водительское сиденье, а Пруденс повернулась к академии. Серый фасад заслонял утреннюю зарю.

– Эй, охотник! – оглянулась она.

Он обернулся.

– Так и быть, живи, – произнесла Пруденс самым гадким голосом. – И больше не попадайся мне на пути.

Харви улыбнулся – настороженно и ласково.

– И тебе того же. – И помахал вслед.

Пруденс фыркнула и зашагала к академии. А переступив порог и закрыв за собой дверь, оказавшись под надежной защитой каменных стен, вздохнула с облегчением.

Радость продлилась недолго: издалека доносился шум разудалой вечеринки. Парни бурно праздновали. Кажется, веселая толпа направлялась с собрания Общества Иуды в свой клуб Дориана Грея.

Они прошествовали мимо Пруденс, хохоча и распевая, уже прикладываясь к бутылкам. Сыновья Иуды, избранные ее отцом, который знать не желал свою дочь. Она стояла, прислонившись к стене и изобразив на лице холодное превосходство, и смотрела, как они идут, даже не замечая ее.

Все, кроме одного.

Эмброуз Спеллман подошел со своим бойфрендом, положив ему руку на плечо. Одет он был по-праздничному – в золотой парчовый пиджак нараспашку, без рубашки, лишь с золотой цепочкой на голом теле. А Пруденс выглядела хуже некуда.

Впрочем, даже когда она выглядела хуже некуда, то все равно была жарче, чем дыхание тысячи драконов.

Эмброуз поглядел на нее широко распахнутыми остекленевшими глазами, потом подхватил на руки.

– Ребята, продолжайте без меня! – со смехом крикнул он через плечо. – Я не могу устоять перед Пруденс!

Она тоже рассмеялась, закинула руки ему на шею и замахала ногой в воздухе. Метнула на Люка победоносный взгляд.

Эмброуз был не то что этот сопливый охотник на ведьм с глупым совестливым лицом, который без конца выставлял ее перед другими в дурацком свете. Он знал, как себя вести. Это был чародей, скользкий и вероломный, смех, доносившийся из теней. И какой чародей!

Возле самых дверей в покои Эмброуз поставил ее на ноги.

Пруденс выгнула бровь:

– Эта куртка действительно произвела на тебя впечатление?

– Да нет, она ужасна, – беззаботно улыбнулся Эмброуз. – Где ты ее взяла?

– Стащила у одного парня, – пожала плечами Пруденс. – У человека.

– Вот оно что. Куртка ужасная, но что стащила – молодец. Повезло этому бедолаге.

Он не стал спрашивать, что с ней стряслось, но и не покинул. Прислонился к двери, оглядывая Пруденс с ног до головы. Даже в сумрачных коридорах академии он блистал, и даже простой его взгляд ощущался как ласка.