не так уж много общественных мест и мероприятий. У каждого, кроме семьи и соседей, есть свой маленький узкий круг друзей. Люди довольно замкнуты (легкая беседа здесь называется «визит»). Все в основном играют в софтбол или гольф, жарят гриль во дворе и смотрят, как их дети играют в футбол, и иногда ходят в кино…

…И все они в огромных, невероятных количествах смотрят телевизор. Я имею в виду не только детей. Очевидный момент относительно Блумингтона и Кошмара, который не стоит забывать: жители Блумингтона воспринимают реальность – да и вообще весь внешний мир – по большей части через телевизор. Все местные, например, знают, как выглядит Нью-Йорк, но они знают это только благодаря телевизору. Телевизор здесь гораздо более социальный феномен, чем на Восточном побережье, где, по моему опыту, люди почти все время выходят из дома, чтобы общаться лицом к лицу в общественных местах. Здесь же жители не собираются в компании просто так – обычно они собираются вместе для того, чтобы посмотреть что-нибудь по телику.

В Блумингтоне если у вас нет ТВ – значит, вы, как Крамер[313], будете вечно ходить в гости к соседям, которые никогда не смогут понять, как можно жить без ТВ, и все же будут уважать ваше желание посмотреть ТВ и потому без проблем предоставят вам доступ к своему ТВ, для них это так же естественно, как протянуть руку и помочь подняться упавшему человеку. Это особенно актуально во время кризисных ситуаций вроде выборов 2000 года или Кошмара этой недели. Все, что вам нужно сделать, – это позвонить знакомому и сказать, что у вас нет телевизора: «Ну что ж, друг, тогда давай к нам», – будет ответ.

Вторник

Есть всего дней десять в году, когда Блумингтон прекрасен, и 11 сентября – один из таких дней. Воздух чистый, прогретый и замечательно сухой после нескольких недель такой погоды, когда как будто живешь у кого-то под мышкой. Это время перед серьезной жатвой, когда все цветет и большая часть города ходит под кайфом от «Бенадрила», который, как вы, возможно, знаете, придает утру странное ощущение, словно смотришь на мир из-под воды. Что касается времени, мы на час отстаем от Восточного побережья. К 8:00 каждый, у кого есть работа, приходит на нее, а все остальные сидят дома, пьют кофе, сморкаются и смотрят «Тудэй» или любую другую американскую утреннюю программу из (очевидно) Нью-Йорка. Лично я в 8:00 во вторник был в душе, пытался слушать репортаж о «похоронах» «Чикагских медведей» по спортивному радио Чикаго WSCR.

Церковь, куда я хожу, расположена в южной части Блумингтона, неподалеку от моего дома. Большинство людей из тех, кого я знаю достаточно хорошо, чтобы напроситься в гости и посмотреть их телевизор, прихожане этой церкви. Это не та церковь, в которой люди бросаются именем Иисуса и много говорят о Конце Света, но здесь все очень серьезно, и люди в конгрегации знают друг друга довольно хорошо. Насколько мне известно, все прихожане – коренные жители. Большинство из них – рабочий класс или пенсионеры. Есть несколько мелких предпринимателей. Многие из них ветераны и/или те, чьи дети в армии или – особенно – в резерве, потому что для большинства местных это единственный способ заплатить за колледж.

Дом, в который я пришел с шампунем в волосах, чтобы посмотреть, как разворачивается Кошмар, принадлежит миссис Томпсон, которую я бы описал как самую клевую в мире 74-летнюю старушку и к которой можно прийти в любой экстренной ситуации, даже если ее телефон занят. Она живет примерно в миле от меня, по ту сторону парковки для трейлеров. Улицы не переполнены, но и не такие пустые, какими скоро станут. На Западном побережье крошечный образцовый одноэтажный дом миссис Томпсон назвали бы «бунгало», но на юге Блумингтона мы зовем его просто – «дом». Миссис Томпсон – многолетний член и лидер конгрегации, и ее гостиная – обычное место собраний. Кроме того, она мама одного из моих лучших друзей, Ф., который был рейнджером во Вьетнаме, где его подстрелили в колено, и теперь он работает у подрядчика, который оборудует франшизы в торговых центрах. Он в процессе развода (долгая история) и живет у миссис Томпсон, пока суд решает, кому принадлежит его дом. Ф. один из тех ветеранов, которые не болтают о войне и не состоят в VFW, но иногда на него что-то находит, он становится мрачным и в День памяти куда-то тихо уезжает, и ты понимаешь, что в голове у него творится какая-то очень серьезная херня. Как и большинство людей, работающих в строительстве, он встает очень рано, и сегодня уехал задолго до того, как я пришел в гости к его матери, а это случилось, когда второй самолет врезался в Южную башню, т. е. где-то в районе 8:10.

Оглядываясь назад, я понимаю, что первым признаком возможного шока был тот факт, что я не позвонил и просто вошел, – т. е. сделал то, чего никто из местных никогда не сделал бы. Благодаря связям Ф. у миссис Томпсон стоит 40-дюймовый «Филипс» с плоским экраном, в котором на секунду в рубашке с длинным рукавом и со слегка растрепанными волосами появился Дэн Рэзер. (Люди в Блумингтоне в большинстве своем предпочитают CBS News; сложно сказать почему.) Несколько женщин из церкви тоже здесь, но я не помню, поздоровались ли мы, потому что, когда я вошел, все они неподвижно смотрели на экран, на редкие кадры, которые CBS больше никогда не повторял: общий план, верхние этажи Северной башни, стальная решетка, охваченная пламенем, и точки, отделяющиеся от здания и падающие сквозь дым, – при резком приближении ясно, что это люди в куртках и юбках, с галстуками, и их ботинки/туфли слетают с их ног; некоторые висят на карнизах и балках и затем отпускаются, а двое людей, кажется (точно сказать нельзя), обнимают друг друга, пока летят вниз несколько этажей, и потом все эти люди снова сжимаются до размеров точек, когда камера внезапно отдаляется, – я понятия не имею, как долго длилась эта сцена, – и после нее Дэн Рэзер, кажется, пару секунд просто беззвучно открывает рот прежде, чем появляется звук, и все в комнате выпрямляются и переглядываются с выражением детским и старческим одновременно. Мне кажется, один или два человека издали какие-то звуки. Я не знаю, что еще сказать. Это как-то дико – говорить, что тебя травмировала видеозапись, в то время как люди на этой записи умирают. И туфли, слетающие с их ног, делают