— Ладно, давай уже сюда боли свою, — Вздохнул он. Что теперь оттягивать неизбежное? Все равно дожмут, в две-то довольные морды!

"Да и я действительно давно не расслаблялся. Приду, полежу на шконке, потуплю в стену, предамся ностальгирующим и приятным воспоминаниям. Может вспомню нечто важное. In vino veritas, истина в вине, как говорили древнеримские алкаши и поэты. Что суть одно и тоже. Надо только удержать себя в руках до казармы. А, смогу как-нибудь".

— У фармацевта тару забери, — Забулькал Камей очередной порцией, — Я после него пить отказываюсь. Гм. А ниче так. Удобно, — Оценил он, смотря на видимую часть Айры пьяными глазами, — Ты пьешь, а бочка сама за тобой бегает. Эт ты, ик, чудно придумал. Мне нравится!

— Ага, — Саргон забрал у довольного Юншэна посуду и махнул стопку в один присест. Все же запах у этой бурды довольно отвратный.

Ждать долго не пришлось. Прокисший, наполненный Ци адлай моментально ударил в голову. Ослабил ему ноги, подарил приятное тепло внутри и вытащил наружу всю его сентиментальность и соплежуйство. Тут же накатила жалость к несущей вонючую бочку невольнице. Он подошел ближе, опустился перед опешившей рабыней на колено и произнес:

— Не бойся Юншэна. Я не дам ему забирать тебя, эм, из тебя, нет, у тебя ингредиенты! И никому другому не дам, слышишь? — Он мягко потрепал ее по волосам. Девочка дернулась, бочонок в ее руках заходил ходуном и ей пришлось бросить все силы на обретение равновесия. Только тяжкий груз и вбитые правила подчинения не дали Айре шарахнуться в сторону от человеческого прикосновения.

— Я же говорю: не волнуйся. Я не дам тебе пострадать, — Неловко закончил он, когда парой быстрых движений погладил ее по волосам.

аже грязные и засаленные, они казались мягкими, слегка шершавыми, но все равно очень приятными на ощупь. Тут же возникла вялая мысль отмыть ее, приодеть, накормить, обнять и погладить... Возникла и пропала, потому что водные процедуры не поймут его соратники, насчет одежды он подумает вечером (тем более, она все равно, скорее всего, не умеет шить), а остальное и вовсе глупость и слюнтяйство. Еды он ей будет давать после каждого своего приема пищи. А пока пришлось задобрить себя и вложить в ладонь несколько ягод из туеска Юншэна.

— Да, господин, — Настороженный, недоверчивый взгляд с искрами паники и непонимания.

Она просто не знала, как реагировать на эту ситуацию, на доброту и защиту. На банальное человеческое прикосновение, которого не знала столько, сколько себя помнила. Даже во время смены ошейника, маленькую элами прижимали к полу рогатиной, а плотник работал молотком и клешнями. А сейчас… Она ожидала боли. Привыкла к ней. Привыкла к коротким вспышкам от брошенного предмета.

К сжимающему нутро чувству свободного полета, а затем — болезненному падению. К постоянной злобе и грязным языкам. К ожогам от кипятка и к лютому холоду после опрокинутого на голову кувшина. Они всегда хотели убить ее, закончить с раздражающим синов существованием ребенка чужой и чуждой им нации. Но она всегда вставала на ноги после болезни, двигалась даже с ушибами, растяжениями или переломами. Выживала.

Жест фармацевта нисколько не удивил и не шокировал привыкшую к издевательствам Айру. Последующая речь алхимика заставила напрячься, но не более. Она понимала: тот не пойдет на ее убийство. Рассказы о посмертных проклятиях возникли не на пустом месте. Ей не дадут умереть. А любая боль, в конце-концов, уйдет, чтобы освободить место для новой. Что ж, она давно уже не мечтала о большем. Однако теперь…

"Не волнуйся. Я не дам тебе пострадать!", — Эти слова жгли еще сильнее, чем падение с крыльца барака в первые дни пребывания в Форте. Они отбирали право ненавидеть всех без исключения. Вскрывали броню, выращенную из отрицания и чувства противоречия, из потребности к жизни вопреки всем вокруг. Ослабляли ее мечту бежать куда-то далеко, на свою Родину, где нет, не бывает плохих людей. И синов там тоже нет. Только хорошие, добрые элами, нет работы, есть еда и друзья. И даже демоны никого не убивают, потому что как можно убивать таких, как она?

Айра сжималась, ожидая удара, но теплая ладонь лишь мягко прошлась по волосам. Она ожидала проклятий в адрес ее рода, грязных слов в адрес себя и родителей, очередной порции лжи про свою расу. Но получила историю, прекраснее и живее всех своих возможных фантазий. Ожидала ненависти. Взглядов, темных, как по ту сторону колодца, злых улыбок, наслаждающихся ее страданиями. Получила — лучистые глаза, улыбку и сочувствие.

"Не надо. Нельзя! Уйди из моей головы!" — Думала она. Потому что в ее сказочной стране жили хорошие элами и там не было места плохим синам. Даже таким как…

Айра никогда не запоминала имен своих хозяев. Каждый из тех, кто ее приобрел, в конце-концов либо менял надоевшего раба, либо отдавал, либо бросал где-нибудь в трущобах или безлюдье. Маленькую невольницу находили, возвращали или продавали другим. В Форте было тоже самое. Девочка ходила по рукам, как кувшин с водой. Ее меняли в карты, получали в качестве выигрыша в бел-накбу, просто кричали про смену хозяина и тыкали пальцем в очередного "счастливчика". Она чувствовала себя горячим предметом, который жжет руки своим мучителям. Ее держали ровно столько, сколько требовалось времени для передачи другому.

А потом все ее хозяева умерли на первой же демонической волне.

И Айру перевели в новый отряд. Она стояла там, слушала, как проклятые сины обсуждают ее убийство и не испытывала ровным счетом никаких эмоций. Разве что усталость в ногах и привычный холод пронизывающего замкового ветра. Ее не убьют, все просто начнется по-новой. Айра уже проходила все это. В новом отряде, по крайней мере, обошлось без камней и обливания водой.

Однако ее новый хозяин оказался более коварным, чем прошлый. Узнал ее настоящее имя, воспользовавшись растерянностью и непониманием, не показал ни капли неприязни, а потом и вовсе смог заглянуть ей под скорлупу, дал ложное чувство надежды своими историями и поступками. Айра знала: нельзя поддаваться чужому лицемерию. Видела на примерах беспечных рабов вокруг.

Это просто новое изощренное издевательство. Когда враг сначала снимает с тебя стеганый халат, чтобы изо всех сил ударить кнутом по голой коже. Таким же, какой носит ее новый господин. Она знала это, твердила себе вместо вечерней молитвы. Настолько же часто, насколько раньше вглядывалась в чужие лица в