на самый верх колеса обозрения? — Спросила я его, откидываясь на локти и глядя на него снизу вверх, а моя мокрая футболка прилипла к коже и сквозь нее виднелся мой черный топ от бикини.

— И что? — он хмыкнул, но то, как загорелись его глаза, говорило о том, что он точно знал, о чем я говорю. Они загорелись еще ярче, когда его взгляд скользнул вниз по моей теперь прозрачной футболке с таким яростным голодом, что у меня перехватило дыхание.

— Ты принес мне розу.

— Я нашел ее на пирсе, — пробормотал он почти так же, как и тогда, когда дарил ее мне. Но я и тогда знала, что это чушь.

— Я оставила ее в вазе, пока она не высохла и не стала хрупкой. Даже после этого я ее не выбросила. Я хранила ее между страниц книги у своей кровати, — задумчиво произнесла я. Конечно, я потеряла ее вместе почти со всем остальным, что у меня когда-либо было, когда меня утащили из дома и выбросили, как мусор, десять лет назад, но сейчас я все равно не хотела бы ее хранить.

— Зачем ты мне это говоришь? — Спросил Фокс, и похоже, что мой рассказ прервал тираду, которой он собирался разразиться, чего я и добивалась. Я уже так устала от лекций, и мне всегда лучше всех удавалось заставить его закончить их.

Я пожала плечами. — У меня была странная мысль, что ты собирался поцеловать меня той ночью, — сказала я тихим голосом, и мой взгляд на краткий миг опустился к его губам.

— А ты этого хотела? — спросил он, казалось, слишком сильно желая услышать ответ на этот вопрос.

— Да. И нет.

— Что это значит? — Требовательно спросил Фокс.

— Что раньше ты заставлял мое сердце биться быстрее, а кожу покалывать всякий раз, когда прикасался ко мне. Что иногда я мечтала о том, каким мог бы быть твой поцелуй на вкус.

Фокс издал низкий горловой звук, придвигаясь ближе ко мне, так что его ноги прижались к моим, и я раздвинула бедра, позволяя ему подвинуться и встать между ними.

— Но также я этого и боялась, — добавила я. — Потому что, если бы я поцеловала тебя — любого из вас — я была почти уверена, что все изменилось бы. И я боялась этого больше всего на свете. Вы четверо были для меня всем.

— Роуг. — Горло Фокса дернулось, и я наблюдала за этим движением, словно жаждая его, точно так же, как той ночью, сидя в маленькой кабинке и наблюдая, как луна становится темно-оранжевой над волнами.

— Может быть, мне не стоило сдерживаться, — ответила я. — Может быть, мне следовало выяснить, был бы твой поцелуй таким сладким, как я мечтала.

— Я отступил, — сказал он. — Я привел тебя туда одну, ничего не сказал остальным, принес тебе цветок, а потом, когда дошло до дела… Наверное, я еще не был достаточно храбрым. Но сейчас у меня нет этой проблемы.

Он наклонился ко мне с намерением, но я покачала головой. — Проблема в том, что я больше не та девочка. А ты не тот мальчик. Я хотела тебя тогда, потому что именно тогда я думала, что ты и остальные — это весь мой мир. Тогда, я могла смотреть сквозь призму каждой дерьмовой вещи в этом месте, видеть всех вас и знать, что все будет хорошо, потому что вы всегда будете со мной. Так что, думаю, я действительно должна поблагодарить тебя. Ты открыл мне глаза на реальность моей жизни. На то, чего я стою. Ты научил меня не жить молитвами и желаниями, а принимать то дерьмо, которое мне подбрасывают. Ты научил меня ни на кого не полагаться.

— Нам нужно поговорить о том, что произошло, когда ты ушла, — прорычал он, схватив меня за руки и притянув к себе так, что мы оказались нос к носу. — Я думаю, ты не понимаешь некоторых вещей. Причин…

— Ты имеешь в виду оправданий, — перебила я. — Потому что это все, чем они являются. Но если ты хочешь попытаться изложить мне свою версию, то я вся во внимание. Я бы с удовольствием послушала, что заставило моих ребят выбросить меня, как ненужный мусор. Я бы хотела понять, почему я больше никогда не слышала о вас. Почему вы отправили меня к той женщине. Почему никто из вас даже не пытался найти меня…

— Мы пытались защитить тебя, — тихо сказал Фокс. — Мы пытались…

— Я ненавижу тебя, Фокс Арлекин, — прошипела я ему прямо в лицо, почти вплотную, чтобы коснуться своими губами его губ и позволить ему утопить меня раз и навсегда, но этого не произошло. — Я ненавижу всех вас так, как никогда никого не ненавидела. И знаешь, почему?

— Почему? — спросил он грубым голосом, крепко обхватив пальцами мою талию, сжимая обнаженную кожу под насквозь промокшей футболкой, как будто никогда не хотел меня отпускать. Но для этого было уже слишком поздно.

— Потому что вы были всем, что у меня было. И ты знал это. Когда я убила Акселя, ты вытер кровь с моей кожи и пообещал, что все исправишь. Вы все это сделали. А потом вы вышвырнули меня на обочину и совсем забыли обо мне.

— Мы никогда не забывали тебя, Роуг. Мы потеряли тебя. Мы…

— Ты отнял у меня единственный шанс быть счастливой, когда я больше всего в тебе нуждалась. Неважно, как ты это оправдываешь. Все могло пойти сотней путей, но ты предпочел уничтожить меня, когда я оказалась на самом дне. И теперь ты стоишь здесь и говоришь мне, что я могу или не могу делать, заявляешь на меня права, словно я какая-то собственность, и ждешь, что я прощу тебя, хотя ты даже не попытался извиниться? Пожалуйста. Может, ты и уничтожил меня, но я предпочту тысячу лет страданий одному мгновению, проведенному в качестве одной из твоих игрушек.

Взгляд, которым одарил меня Фокс, заставил мое сердце сжаться так, что в глазах защипало от воспоминаний о слезах, которые я пролила по нему и остальным моим мальчикам, но я подавила их с яростной решимостью. Я больше никогда не буду плакать из-за них.

— Давай вернемся в дом и поговорим об этом, — потребовал он. — Может быть, тогда ты поймешь, как мы…

— Я слышал, что горячая девушка с волосами единорога выиграла конкурс мокрых футболок, а я каким-то образом пропустил шоу, — крикнул Джей-Джей, обогнув клуб и подойдя к нам.

Я посмотрела на него как раз в тот момент,