себя, попался в сеть. Надеюсь, Влад тебя вытравит. Может, возьмет эту твою милую женушку и трахнет ее, пока ты смотришь. Может, отрубит ей голову, как последней девчонке. Милая девчонка. Она умоляла сохранить ей жизнь, прежде чем он ее убил. Как ее звали? Алисса?

Я достаю пистолет и стреляю одной пулей, добираясь до него раньше Тристана. Пуля застревает прямо между его глаз, и кровь брызжет на меня.

Еще четыре пули эхом раздаются рядом со мной, покидая пистолет моего брата. Тристан стреляет, выпуская одну пулю за другой, пока жизнь не покидает тело Ева, и все, что остается, кровавое месиво из крови и плоти.

Черт, он был одним из тех, кто забрал Алиссу, и он говорил о моей жене. Я понимаю боль Тристана сейчас больше, чем когда-либо. Я понимаю его потерю. Я понимаю, как он должен винить себя, потому что ни он, ни я не смогли помешать им забрать Алиссу.

Они убили ее, потому что она вышла за него замуж.

Я не осознаю, что дрожу, кипя от ярости с пистолетом в руке, пока Доминик не кладет руку мне на плечо.

Я смотрю на него и стискиваю зубы.

— Сосредоточься, — говорит он, но я вижу, как в его глазах назревает буря. — Нам нужно сосредоточиться.

Черт. Как я могу сосредоточиться, услышав это? Я стараюсь, потому что должен.

Я поворачиваюсь к Тристану, который опускает пистолет.

— Мне нужно остыть, — говорит он и уходит. Я позволяю ему уйти. Ему нужно уйти от своего страдания. Мы смотрим, как он уходит.

— Мне нужно связаться с синдикатом, — говорю я. Сначала я позвоню Па. — Мне нужно узнать, какую транзакцию ждет Влад.

— Я могу изучить это и посмотреть, что я смогу выяснить, — говорит Доминик.

— Спасибо, брат.

— Не волнуйся. Постарайся не беспокоиться об Эмелии, — говорит он мне.

Если кто-то и может видеть меня насквозь, так это он. Он умеет видеть сквозь мою суровую внешность. Вот почему ему нужно было быть моим консильери. Даже если это просто для того, чтобы успокоить меня нахуй.

Я не позволю, чтобы с Эмелией что-то случилось.

И снова Дорогой Папочка наносит удар.

Па разбирал кредо протоколов и политик Синдиката. Я думаю о них и сразу понимаю, что задумал этот ублюдок.

Ты сохраняешь то, что убиваешь. У Синдиката есть протокол, который называется Код Десять. Это способ сохранить накопленное богатство и оставить его внутри группы.

Он предусматривает, что когда один из членов умирает, остальные получают его акции и богатство. Десять процентов годового дохода вкладывается в фонды Синдиката, которые в настоящее время составляют пятьсот миллиардов. Это только денежная сторона. Есть также стоимость услуг и деловых специализаций, которыми группа владеет совместно. Если бы Риккардо уничтожил Синдикат и остался последним выжившим, этот ублюдок получил бы все.

Мы его подставили, но мы и не подозревали, что он, должно быть, планировал это дерьмо уже давно. Когда его сделка с картелем рухнула, и мы нагадили на его планы, это, должно быть, его очень разозлило.

Теперь я знаю, что происходит.

Он хочет убить нас всех. Включая меня. И забрать все.

Именно так он вернет свою дочь.

Глава тридцать первая

Массимо

Руки Маттео напрягаются, когда он смотрит на изображение Влада, лежащее на столе в его офисе. Он выглядит разъяренным.

Это изображение, которое мы получили с камеры Пьербо.

Мы с папой сидим перед ним, ждем, что он что-нибудь скажет. Мы только что ввели его в курс дела.

Он поднимает голову и бросает холодный взгляд на Па.

— Я понятия не имею, какую транзакцию он ждет, — заявляет он. — Это может быть что угодно. В течение следующих нескольких недель произойдет ряд событий, которые составят миллиард долларов. Однако очевидно, что он должен хотеть ввести Код Десять. Убить нас нахрен и забрать все.

Па кивает.

— Да, это может быть только так.

Филипп смотрит на меня, потом снова на Па.

— Что происходит между тобой и Риккардо? Я спрашиваю, как друг, Джакомо.

Па смотрит на меня. Я не знаю, что тут делать. Мы выполнили свою миссию, но что это будет значить? Это может означать всякую хрень.

— Как твой друг, я скажу тебе, что я не имею права это обсуждать. Как мой друг, я ожидаю, что ты будешь уважать мои желания и желания моего сына.

Филипп раздраженно вздыхает.

— Чёрт возьми, Джакомо, между тобой и Риккардо всегда зреет дерьмо. Недавно между вами произошло что-то. Что-то, что заставило его отказаться от права голоса в Синдикате и его дочери. Это чертовски долговая расплата. У тебя на него ещё больше грязи. Больше, чем эта с этим безумцем из Круга Теней. Грязь, о которую ты точно не должен был споткнуться. Я думаю, это связано с синдикатом.

— Мы подписались кровью, и я человек чести. Я не имею права ничего тебе рассказывать. Я разобрался с дерьмом, и это новое дерьмо, которое висит у тебя над головой, — твердо говорит ему Па, напоминая о своем старом я как босса.

— И что мне делать? Я предан синдикату. Только за это дерьмо я должен рекомендовать Братству кровавую смерть.

Я вскакиваю на ноги. Па должен меня удержать. Он знает, что я собираюсь забить зубы Маттео ему в глотку или убить его задницу. Кровавая смерть означает убийство Риккардо и его семьи. Он хочет убить Эмелию. Вот с кого они начнут.

— Ебаный ублюдок, ты не вмешиваешь мою жену в это. Не вмешивай ее в это нахрен! — кричу я.

Лицо Маттео несколько смягчается, когда он видит мой ответ.

— Если ты даже подумаешь причинить боль моей жене, я перережу тебе глотку прямо там, где ты стоишь, и у тебя не будет ни единого шанса порекомендовать дерьмо кому-либо, — угрожаю я. Па крепче сжимает мою руку. — Мне не нужно было ничего тебе говорить. Я мог бы забрать свою семью и сбежать. Я мог бы сбежать со своей девушкой, как последний ублюдок, и оставить тебя умирать.

Он тоже встает и опускает голову. — Мои извинения, — говорит он и бросает на Па быстрый взгляд. — Я больше не буду спрашивать о вражде между тобой и Риккардо, и я не буду рекомендовать кровавую смерть. Однако я рекомендую ему смерть. Так что у него будет шанс прийти и заявить о своей невиновности, если он решит принять этот шанс.

Па отпускает меня, и я сжимаю челюсти. Смерть Риккардо лучше, чем быть непосвященным. Мне на него плевать. Он заслуживает всего,