Возникало впечатление, что криминальные новости вызывают у восемнадцатилетней девушки самые положительные эмоции.

– Как все слышали, на днях в городе произошло тяжкое преступление. По каким-то причинам подробности этого дела были скрыты от широкой общественности, но сегодня наш корреспондент Виктор Грузинский смог получить эксклюзивное интервью у начальника оперативно-контрольного отдела областного управления внутренних дел подполковника милиции Юрия Ивановича Гринчука.

Владимир Родионыч явственно икнул.

– Водички подать? – не отводя взгляда от экрана, спросил Гринчук.

В телевизоре как раз сменилась картинка, и появился парень, держащий в руках микрофон. Быстро повторив то, что уже сказала ведущая в студии, он повернулся к стоящему рядом Гринчуку. Фоном для беседы служил забор усадьбы Липских.

Владимир Родионыч замер.

Гринчук, не волнуясь и не сбиваясь, пересказал вкратце события последних дней, поведал о похищении, об убийстве всей семьи и о чудесном освобождении мальчика из лап преступников. Причем версия излагалась именно та, на которой настаивал Владимир Родионыч – супостаты перебили друг друга. Вопрос о деньгах также был обойден стороной.

– И насколько вы продвинулись в своем расследовании? – поинтересовался журналист у подполковника Гричнука.

– Достаточно далеко, – уверенно посмотрел в объектив бравый подполковник. – Настолько далеко, что начинаю опасаться за судьбу этого расследования.

– Вам уже угрожали?

– Нет, но мне почему-то кажется, что властьпредержащие, – после сложного слова Гринчук улыбнулся, – могут попытаться закрыть это дело. Закрыть рот мне и остальным членам следственной группы.

– Все так опасно? – спросил, задыхаясь от предвкушения сенсации, журналист.

– Не знаю, насколько это опасно, но если вдруг я завтра или сегодня ночью решу выпрыгнуть в окно, или меня собьет случайная машина, или зарежут хулиганы на улице… Или я выпью не того и из не той бутылки – это будет значить, что не всех мы нашли, и что трое похитителей не просто так погибли, а были убиты сообщниками, который до сих пор на свободе. Если же меня просто отстранят от дела, которым я официально занимаюсь только один день, то все мы поймем, что там, наверху, не хотят, чтобы правда о загадочном и жестоком убийстве одного из богатейших людей, как минимум, нашего города, стала достоянием общественности…

Экран телевизора погас. Гринчук оглянулся на Владимира Родионыча.

– Сволочи эти журналисты, – сказал с чувством Гринчук. – Не успел оглянуться, как уже давал интервью. Акулы пера.

Владимир Родионыч взял папку и сунул ее в ящик стола. Внимательно посмотрел на Гринчука.

– Ничего теперь не поделаешь, придется терпеть мои поиски. Но вы обратили внимание, Владимир Родионыч, что я остался в рамках вашей версии? И что мои финальные предположения остались всего лишь предположениями. До тех пор, пока не произойдет со мной или делом чего-нибудь печального.

– Вы решили, – сказал Владимир Родионыч…

Зазвонил телефон на столе.

– Да? Смотрел. Представьте себе, Полковник, мы тут вместе с господином Гринчуком внимательно смотрели этот шедевр. Сейчас вот обсуждаем. Да. Потом поговорим. – Владимир Родионыч бросил трубку. – Вы почему-то решили, что вас теперь нельзя снять и вышвырнуть.

– Отчего же? Можно.

– Можно. И раз уж вы решили, что теперь с вами нельзя сделать ничего официального, то я ничего и делать не буду. Ошибаетесь. Именно официально мы с вами и поступим. Мы поступим с вами, как поступили бы с любым милиционером, завалившим такое дело. Через несколько дней, совсем скоро, вас официально попросят об отчете, а потом уволят по неполному соответствию. Вполне официально. Вы меня понимаете?

– Естественно, – улыбнулся Гринчук. – Как не понять. Через несколько дней. Ради бога, снимайте и выгоняйте. Через несколько дней. Я могу идти?

– Идите.

– А из квартир меня и моих людей еще не выгнали? Машины не вернуть?

– Пока не нужно. Мы же с вами решили все делать официально.

– Премного вам благодарны, – поклонился на пороге Гринчук. – Нижайше кланяемся. Наше почтение.

Когда дверь за Грнинчуком закрылась, Владимир Родионыч устало откинулся на спинку кресла.

Как там полковник характеризовал Гринчукак? Честный, неподкупный, циничный? Циничный, кто же будет спорить? А вот по всему остальному…

Грустно узнавать цену неподкупных и честных. Четыре миллиона.

Гринчук задержался возле стола Инги:

– Что там у него было в папке? Приказ на увольнение? Или мой рапорт?

– И еще конверт с выходным пособием, – сказала Инга.

– Могла ведь предупредить, – укоризненно сказал Гринчук. – Типа, предостеречь.

– Мне за это денег не платят. Мне платят за информацию о миллионах, – Инга широко улыбнулась, демонстрируя ровные и идеально белые зубы.

– Тоже вариант, – не мог не согласиться честный и справедливый Гринчук. – По понятиям – все чисто. Но нехороший осадок остался.

– Это ваши проблемы, – еще ослепительнее улыбнулась Инга.

– Исключительно, – согласился Гринчук. – Само собой. А теперь не наберете мне номер охранного агентства «Булат». И чтобы лично директора. Самого Шмеля.

Инга, не заглядывая в записи, набрала номер, переговорила с тамошним секретарем и протянула трубку Гринчуку.

– Да? – сказал Гринчук.

– Слушаю, – сказал Шмель.

– Еще сердишься на меня?

– Нет. Все честно.

– Нам нужно переговорить, – сказал Гринчук.

– Срочно?

– Да.

– Приезжай.

– Нет, лучше на нейтральной территории. Давай в клубе «Кентавр». Знаешь?

– Да.

– Через полчаса успеешь?

– Успею.

– Пока.

Гринчук протянул трубку Инге:

– А по интересующему нас с вами вопросу нет ничего?

– Абсолютно, – улыбнулась Инга.

– Все-таки, придется оштрафовать. За отсутствие рвения и информации.

– А может, я вам на сумму штрафа лучше минет сделаю? – спросила невинным тоном Инга.

– На такую сумму меня не хватит, – печально сказал Гринчук. – Не встретились мы с вами раньше, когда я еще был молод и полон жизненных соков.

– Как жаль, – сказала без сожаления Инга.

– А мне как жаль, – в тон ей ответил Гринчук. – Одно радует, меня еще не уволили, так что я буду иметь удовольствие вас иногда видеть.

Гринчук вышел.

Инга достала из сумочки зеркальце и внимательно посмотрела на себя. Вздохнула.