Вот уже много лет Кубрика раздражали колкие замечания Кинга в адрес первой картины, снятой в далеком восьмидесятом. В Эй-би-си остались довольны «Противостоянием» и пригласили Стива поработать над другим мини-сериалом. Он ответил, что с удовольствием бы сделал телеверсию «Сияния», — только на этот раз хочет написать сценарий сам. В итоге была заключена необычная для Голливуда сделка между Кингом, Кубриком и компанией «Уорнер бразерс», спродюсировавшей первоначальный кинофильм: Стив получал разрешение на съемку телеверсии взамен на обещание помалкивать насчет картины Кубрика. Он согласился, отдел норм и стандартов дал зеленый свет, и группа приступила к съемкам.

Поскольку, несмотря на некоторое количество спорных сцен, канал явно устроила его трактовка «Противостояния», на этот раз Кинг решил проверить, как далеко он сможет зайти. «Я хотел сломать привычные рамки и знал, что руки у меня развязаны, — после многолетнего сотрудничества у нас сложились довольно доверительные отношения». Он чувствовал, что цензоров насторожит большое число неоднозначных эпизодов, и по возможности избегал сцен, которые им точно захотелось бы вырезать.

«У нас с каналом возникли кое-какие разногласия из-за насилия между мужем и женой, — рассказывает Стив. — Последний час — сплошная жестокость. В книге муж гонится за женой, она пытается защитить сына, он бьет ее молотком, снова и снова. Так вот, в фильме мужу досталось один раз, а он жену так ни разу и не ударил».

По иронии судьбы ужасы цензура пропустила на «ура», зато придралась к сцене, где Уэнди Торренс говорит мужу, чтобы он засунул свою работу себе в жопу. Цензоры уперлись рогом, поэтому Стив исправил реплику на: «Засунь свою работу куда подальше!» А вот проблему насилия над ребенком — жизнь Дэнни явно подвергается опасности — цензоры проморгали. Когда фильм вышел в эфир, на Эй-би-си посыпались жалобы от телезрителей, шокированных жестокостью сцен, где Джек — практически непрерывно — преследует сына. После показа «Сияния» цензоры на трех центральных каналах пришли к единому решению: все сцены или ситуации, где дети подвергаются физической или эмоциональной опасности, отныне будут убраны из сетки передач, транслируемых до девяти вечера.

1 декабря 1997 года Майкл Карнил, четырнадцатилетний старшеклассник средней школы Хиз в городе Падьюка, штат Кентукки, во время молитвенного собрания застрелил трех и ранил пятерых учеников. В шкафчике Карнила нашли томик «Ярости», первого романа Ричарда Бахмана.

2 февраля 1996 года, накануне своего пятнадцатого дня рождения, Барри Лоукаитис, ученик средней школы Фронтьер в городке Мозез-Лейк, штат Вашингтон, убил двух одноклассников и учителя алгебры. По свидетельствам очевидцев, после того как застрелил учительницу, пятидесятиоднолетнюю Леону Кейрес, Лоукаитис процитировал строку из «Ярости»: «Ну и как вам такая алгебра?»

В свете этих трагических событий и после резни в школе Колумбины в апреле 1999 года, когда погибли тринадцать человек и двадцать три получили ранения, Кинг принял важное решение. Он признался: «Я симпатизирую неудачникам этого мира и отчасти понимаю, что значит слепая ярость, когда бушуют гормоны, и тебя охватывает животная паника, и круг все сжимается и сжимается, пока не начинает казаться, что есть лишь один шанс, единственный способ избавиться от боли — насилие. И хотя мне жаль подростков, устроивших стрельбу в Колумбине, хотелось бы думать, что, будь на то моя воля, я бы сам их убил — как убивают бешеное животное, которое опасно для окружающих».

ФБР обратилось к писателю с просьбой принять участие в составлении компьютерного профиля, который помог бы распознавать подростков с подобными наклонностями. Он отказался, но эта просьба стала последней каплей — Стив понял, что с него хватит.

«Я написал много книг о подростках, которых толкают на насилие, — говорил он позднее. — Но в случае „Ярости“ я практически создал инструкцию по применению, объяснив, как легко это сделать. И когда стали происходить страшные вещи, я сказал: „С меня хватит, я изымаю книгу из продажи“».

Он попросил НАЛ, издателя ранних романов Бахмана, чтобы они отозвали роман из печати.

В 1998 году, во время пронесшейся по Новой Англии снежной бури, которая повалила немало деревьев и оставила регион без электричества на долгие две недели, Стив и Тэбби изменили свое отношение к мэнским зимам. Кинг гулял с одной из собак возле дома, крохотными шажками пробираясь по скользкому льду к почтовому ящику; когда он потянулся за почтой, огромная сосулька упала с ящика и чуть не задела пса. «Тогда-то мы и задались вопросом: почему мы торчим здесь каждую зиму? В голову приходит ответ: потому что привыкли». Чета решила, что отныне будет проводить зиму во Флориде, возле Сарасоты. «Просыпаясь по утрам, я первым делом включаю телевизор, чтобы посмотреть, как они там, на Севере, мучаются».

Кинги два раза в год переезжали туда и обратно на машине. Стив до сих пор боялся летать и подшучивал над собой: «Там, наверху, обочин нет. Если мотор заглох — то все, пиши пропало. — А потом добавлял, что, помимо сервиса и комфорта, есть и иная причина, почему он предпочитает летать первым классом: — Если мы разобьемся, я хочу первым попасть на место крушения. С другой стороны, тем, кто в последнем ряду, по крайней мере не придется торчать в ожоговой палате».

Однажды, когда Стив летел на небольшом частном самолете, он высказал вслух одно пожелание: мол, я не против провести в отключке весь полет, только не прибегая к наркотикам или спиртному… Один из пилотов сказал, что это возможно, если снизить уровень кислорода в пассажирском салоне. Стив просиял и попросил так и сделать, но пилоты почему-то отказались.

В другой раз он пережил настоящий кошмар во время полета на «лирджете», когда самолет попал в турбулентность при ясном небе. «Мы как будто налетели на кирпичную стену посреди неба, — вспоминал Кинг позднее. — Кислородная маска выпала из панели, и я решил, что нам конец. Никто не хочет видеть кислородную маску — разве что в кино, да и то в самом начале фильма». Турбулентность была такой сильной, что его кресло оторвало от пола, и Стив обнаружил, что лежит на боку в проходе, по-прежнему пристегнутый ремнем к сиденью.

Прошло немало времени, прежде чем он снова заставил себя сесть в самолет.

С возрастом, становясь мудрее, Кинг также приобретал уверенность в собственных силах: он знал, какую нишу занимает в современной литературе, и научился ориентироваться в реалиях издательского рынка. Писатель прекрасно отдавал себе отчет, что его решение отойти от привычного жанра отпугнуло часть читателей. «С годами я терял читателей, — говорит он. — Все-таки мои последние книги уже не дают такой возможности уйти от действительности, как тот же „Жребий“ или „Сияние“. Мне говорят, что ни одна из моих книг не сравнится с „Противостоянием“, и я отвечаю, что это очень печально. Обидно сознавать, что лучший твой роман был написан двадцать восемь лет назад».

Независимо от темы или подхода, с которым он приступал к новому роману, сам процесс никогда не менялся. «Когда речь заходит о творческой стороне вопроса, писательство для меня — все равно что высокоскоростная версия детской игры „Сделай сам. Одень бумажную куклу“, где можно подбирать кукле костюмы, прическу и аксессуары, — говорит Кинг. — Только в игре шесть-семь разных сочетаний, а в романе их даже не тысячи, а буквально миллиарды: разные события, персонажи со своими характерами и вещи, которые нужно сложить в единое целое».