Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дочь Ильина была, конечно, избалована, но, пожив в тени своего отца, свыклась с мыслью, что перемены в жизни могут случиться в любую минуту и не всегда эти перемены благоприятны. Когда семья вернулась в Москву, Галя, недолго думая, открыла свое бюро переводов. Она справедливо полагала, что сейчас, с наступлением новых времен, количество иностранцев будет увеличиваться в геометрической прогрессии. И всем им потребуются не только переводчики, но и юристы, адвокаты, риелторы. То есть все те, кто поможет им адаптироваться в новой России. С другой стороны, россияне, вынужденные зарабатывать на жизнь сами, ринулись и на Восток, и на Запад. Им тоже нужны были услуги людей, знающих языки. Через год Галя крепко стояла на ногах, кормила себя, помогала родителям, и у нее оставались деньги на путешествия.
Замуж Галя не спешила. Растерянность в глазах мужчин, с которыми она сталкивалась в агентстве, ее пугала. Ей казалось, что они порой сами не знают, что им делать, как жить дальше, что уж говорить о создании семьи. Будучи умной женщиной, она также отлично понимала, что все эти ее рассуждения и опасения яйца выеденного не стоят. Как только придет любовь, все доводы приниматься в расчет не будут.
Знакомство с Костиным, которое произошло благодаря заговору между ее родителями и их старинными друзьями Воробьевыми, было знаковым…
Вадим Петрович поежился под своим пледом. Он не любил вспоминать историю своей женитьбы.
Будущий тесть был суров, неулыбчив и как бы делал одолжение, выдавая свою дочь за писателя.
– Вадим, поймите, Галина – единственная дочь, и мы всегда боялись «охотников за приданым», – доверительно сказала ему мать Гали.
– Я тоже всегда боялся «охотниц за деньгами», – не остался в долгу Вадим, – только два Левитана в моей коллекции стоят столько, сколько две московские квартиры.
Дерзость, с которой жених «одернул» бывших родственников, почему-то произвела благоприятное впечатление. Согласие было получено, и счастливые молодожены отправились в путешествие в Прагу.
Первое время они жили в доме родителей жены – тесть с тещей жили на государственной даче, а в квартире Вадима тем временем делали ремонт. Но не этот странный, называемый теперь «евро», а самый настоящий, с эксклюзивными обоями, выписанным из Финляндии паркетом, гобеленами из Англии, кафельной плиткой из Франции.
– Пойми, если уж делать, так хорошо! На все времена.
– А если мода пройдет? – спрашивала молодая жена.
– На хороший вкус и классику мода не проходит, – отвечал солидный муж, попыхивая трубкой.
Через несколько лет Галя превратилась в кругленькую дамочку, любящую сапфиры. «Королевский камень!» – говорила она со значением. В своих огромных сережках, которые муж ей подарил на очередную годовщину свадьбы, она ложилась спать.
– Галя, там полкило бриллиантов и два огромных сапфира. В этом спать нельзя!
– Мне – можно, – возражала Галя.
Детей у них не было. Поначалу Костин переживал, а потом смирился и, чем дальше, все реже и реже представлял, как бы он жил, если бы у него был сын или дочь. «Я – писатель, мне нужен покой. Галя вон на цыпочках ходит, когда я работаю. А дети бы отвлекали, шумели. Потом, у нас и так насыщенная жизнь. Путешествуем, собираем антиквариат», – думал он, разглядывая расставленные в идеальном порядке статуэтки, подсвечники, вазы.
Всю свою жизнь Галя подчинила борьбе за здоровье мужа. Все мыслимые диеты были апробированы на несчастном писателе. Костин, слегка склонный к полноте, сначала охотно исполнял указания жены, но, когда дело дошло до уринотерапии, сурово сказал «хватит». С этого момента он ограничивался размоченным овсом по утрам, но ужинать предпочитал ходить с Воробьевым в соседний «Арагви», либо в ЦДЛ, где делали изумительные киевские котлеты и вареники с вишнями.
За всю семейную жизнь с Галей Костин пережил один серьезный роман и два мимолетных приятных знакомства. Знакомства прошли почти незамеченными как семьей, так и Костиным. А вот бурный роман со студенткой Литературного института, пышной поэтессой Асей, завершился неожиданно, хотя обе стороны клялись в любви до гроба. Как-то, наведя справки, Галя набрала номер домашнего телефона Аси.
– Не отпускайте Вадика домой, если он выпил. Пусть у вас переночует, а домой может приехать завтра, не раньше обеда. Я что-то устала, отдохнуть хочу, – сказала Галя ошалевшей от удивления любовнице мужа.
Надо ли говорить, что Костин примчался домой в этот вечер раньше намеченного им же самим времени. Дома он вдохнул запах пирогов и увидел тестя и тещу, которые, смеясь, играли с дочерью в скрабл. На столе стоял коньяк, конфеты, фрукты. В этой домашней атмосфере было что-то уютное, незыблемое, что-то, что было в любимых Костиным английских романах.
– Ну, здравствуй, зять! Сто лет тебя не видел! Вот, вчера только из Брюсселя прилетел. Гостинцев вам привез – шоколаду бельгийского, коньяка французского. Садись, выпьем!
Костин посмотрел на жену. Она ему ответила мягким, доброжелательным взглядом, в котором нельзя было прочесть ничего, кроме заботы.
– Ты поужинаешь или коньячку с балычком просто?
– И поужинаю, и балычка, и коньячка, – ответил растерявшийся Костин.
На этом история с поэтессой Асей закончилась. Галя ни разу не напомнила Костину про измену, но на чеку была всегда…
Костин был умным и опытным мужчиной. Он отлично сознавал, что каркас его жизни держится на двух опорах – творчестве и семье. Выбей одну из опор – рухнет все.
Вадим, прекрасно относившийся к родителям жены, все-таки здраво полагал, что можно забыть поздравить тестя с Днем чекиста, но ни в коем случае нельзя позабыть о годовщине первого поцелуя с женой. Поскольку эта забывчивость будет стратегической ошибкой. Вадим также никогда не забывал, что у жены есть подруги. И спектакль «Какой у меня щедрый и трепетный муж» перед ними необходимо играть, не фальшивя. Костин не жалел денег на огромные цветочные веники, на ящики с дорогим дамским вином и французский шоколад. «Основа семейного счастья – это отличная память!» – говорил он и сбивался с ног, разыскивая старое издание книжки «Заповедник Аскания-Нова», по которой в четырехлетнем возрасте училась читать его жена. Книжка была найдена, теща и жена ревели белугами в припадке сентиментальности, а подвыпивший тесть пробурчал на ухо: «Ну, ты хорек! Я бы до этого не додумался!» И в конце концов Вадим Петрович понял, что жить под одной крышей со счастливой Галей экономически выгодней, психологически комфортней и просто приятно. Галя наверняка все уловки мужа видела насквозь, но и она не была дурой, предпочитая в этих вопросах не выводить его на чистую воду.
Однако случались моменты, которые даже самый умный и дальновидный мужчина не может предсказать или предотвратить.
«Вот и вчера…» – Вадим Петрович зажмурился. Видение женщины, тоненькой, светлой, в необычном, цвета оливок костюме. Девушка была такая высокая, такая гибкая, что была похожа на ящерку с маленькой короной из светлых волос – они были заплетены в косу и уложены наверху кругом. Вадим Петрович так и не понял, как эта девушка попала на его юбилей, но точно знал, что случайных людей там не было. Значит, это была или чья-то знакомая, или сотрудница какого-то издания, которая пишет о нем, но которую в лицо он до сих пор не знал. Лицо. Да, лицо было удивительное – удлиненное, тонкое, с глазами цвета… «А какие у нее глаза?» – Вадим Петрович бережно лелеял воспоминание о вчерашней незнакомке. Ему хотелось вспоминать ее неторопливо, в подробностях – как и что она сказала, как танцевала с неуклюжим писателем-фантастом Егоровым, как она прощалась. «До свидания, я очень рада была познакомиться с вами поближе», – сказала девушка-ящерка, подавая белую тонкую руку. Вадим Петрович пожал ее, хотя ему очень хотелось прильнуть к этой руке губами. «Ну да! Галя бы об этом сразу же узнала! Хотя, с другой стороны, что такого – поцеловать руку женщине?! – Костин перевернулся на другой бок. – Впрочем, понятно, если бы эта женщина была старая и толстая, ничего бы в этом такого страшного не было. А если поцеловать руку девушке с идеальной алебастровой кожей, нежным румянцем и талией Дюймовочки, то пощады не жди! Но… игра стоит свеч!» Вадим Костин вдруг почувствовал себя молодым – когда-то очень давно он так мечтал о Лиле Сумароковой.