– Будут обижать, скажите мне…

Но Берту никто не обижал. Более того, ни в одном коллективе она не чувствовала себя так уютно, как здесь. Поначалу Берта надела привычную маску холодности и замкнутости, но Лиля Сумарокова, очень естественная в своих бурлящих эмоциях, растопила и растормошила ее. Берта поймала себя на мысли, что сопротивляться такой жизнерадостности, такой энергии, такому оптимизму даже не хочется. К тому же Лиля была чрезвычайно умна. Любой разговор с ней был чем-то вроде острого пикантного блюда. Берта впервые за долгое время наслаждалась общением – так в ее жизни было давно, когда она училась в школе и часами беседовала с отцом, потом так было в Англии с Саймоном. Потом… Потом ей не с кем было вести долгие и задушевные разговоры.

Атмосфера, которая витала в этих стенах, была точно такой же, какой она была много лет назад в редакции молодежной газеты, где работали Лиля Сумарокова и Георгий Николаевич. И если тогда, много лет назад, дух вольности и родства витал благодаря ответственному секретарю, то сейчас в этих настроениях задавала тон Лиля. Она сумела сделать так, что самым разным людям здесь было интересно. Лиля справедливо полагала, что основной двигатель человеческих взаимоотношений – это интерес. К этому она прибавила немного азарта, своей любимой фронды и… хорошие обеды. Обеды доставляли каждый день, меню было разнообразным, а традиция собираться за большим столом ровно в четыре часа – в это время было меньше всего посетителей – придавала рабочим будням почти домашний уют.

Через две недели после начала работы Берта появилась в кабинете у Лили.

– Только не говорите, что все очень плохо, – Лиля взмахнула необъятными бархатными рукавами.

– Нет, не буду говорить, что все плохо, но надо прекратить выпускать ваши детективы. – Берта смотрела Лиле прямо в глаза.

– Не поняла… – Лиля действительно не поняла смысла сказанного.

– За последние несколько месяцев продажи очень упали. Предыдущие расходились превосходно. Из новых наименований не куплено ничего.

– Ничего не понимаю, а зачем я это все писала тогда? – Лиля Сумарокова, пожалуй, впервые в жизни растерялась.

– Не могу точно сказать, но, похоже, Георгий Николаевич ввел вас в заблуждение. Вы поймите, я могла бы об этом не говорить, но вы меня взяли на работу в качестве кризисного менеджера.

– Как можно ввести в заблуждение в таком вопросе. Это надо вообще не знать, что происходит под носом!

– А может, он стеснялся сказать, боялся… – Берта немного смягчилась.

– Какого черта! – Лилин голос обрел былую уверенность. – Какого черта он мне морочил голову!

– Но дело не только в этом, там еще масса неплатежей и долгов… – Берта попыталась уточнить ситуацию.

– Не успокаивайте меня. Я не хуже вас знаю, что издательство выпускало в основном мои книги. Другие авторы – это ерунда, так, мелочовка… О господи! Что делать дальше! Если я правильно понимаю…

– Простите, я перебью, у меня есть идея. Дело в том, что ваши книги очень хорошие, только их стало слишком много – надо немного изменить маркетинговую политику. Надо оживить ситуацию неожиданным ходом. Привлечь какое-нибудь яркое имя. Я тут промониторила рынок и придумала вот что – давайте выпустим книгу, детективный роман, но состоящий из двух частей. Одну часть пишет, а следовательно, и расследует женщина, вторую часть – мужчина. Преступление, само собой разумеется, одно и то же, убийца, или вор, тоже. И напечатать ее надо – с двух сторон. Анонс, реклама, телеинтервью – везде это надо подать как соревнование. Чей метод точнее? Чье расследование – интересней? Опять, же гендерный вопрос…

Берта видела, как Лиля на миг забыла о проблемах. Идея на первый взгляд ей понравилась. Но она еще сомневалась.

– А кто будет писать, так сказать, с мужской стороны? – спросила она задумчиво.

– Вадим Костин. Знаете, есть такой писатель. У него отличные рейтинги, он – классик жанра. Он – ваш достойный противник. Мы из этого литературного поединка сделаем сенсацию. Тем более он уже официально объявил, что больше не напишет ни строчки! Представляете, как это прозвучит?!

– Берта, вы просто гений! – Лиля Сумарокова старалась не прислушиваться к биению собственного сердца. – Но он такой несговорчивый…

– Не волнуйтесь, мы его уговорим. У него будет юбилей, я постараюсь попасть туда, ну, а там посмотрим…

«Да ты, девочка, просто умница!» – подумала Лиля и неожиданно для себя вдруг произнесла:

– Думаю, надо организовать встречу с ним. Берта, договоритесь – ты, я и он. Навалимся, так сказать, всем миром…

По дороге домой Лиля думала о том, что надо срочно сесть на диету и закрасить седину на корнях своей знаменитой челки.

На следующий день после своего пятидесятипятилетнего юбилея Вадим Петрович Костин проснулся на удивление рано. Открыв глаза, он прислушался к своим ощущениям. Голова не болела – хотя выпито вчера много. Сухости во рту, рези в желудке и шума в ушах – этих вечных спутников длительных и бесшабашных застолий – тоже не было. Вадим Петрович полежал немного на спине. Голые пятки касались приятно прохладной кожи, которой был обит его кабинетный диван. Толстый верблюжий плед углом сполз на пол. «Так, значит, вчера я не дошел до спальни. Или меня выгнали оттуда. Или…» Вадим Петрович перевернулся на бок, и его взгляд упал на ровные ряды собственных произведений. Книги с фамилией «В. Костин» на корешках выстроились за дымчатыми стеклами огромного резного шкафа. «Да, написал я до фига… И как это у меня получилось, одному богу известно». Дневной свет в кабинет проникал через узкое окно с округлым верхом – дом в стиле модерн, в котором жил знаменитый писатель, был построен в 1905 году и считался памятником архитектуры. В восьмидесятых годах коммуналки в нем были переделаны в огромные писательские квартиры. Сам дом перешел в ведение хозяйственного управления Союза писателей. Получить квартиру здесь, почти у стен Кремля, мог только настоящий классик. В двухтысячные здесь произвели очередной капитальный ремонт, в некоторые квартиры въехали люди, к писательству отношения не имеющие, но все равно дом продолжал считаться литературной цитаделью. Вадим Петрович обожал свою квартиру и свой кабинет – все, что здесь стояло, висело, лежало и «ходило», было найдено, придумано, куплено им самим. Огромные часы с бронзовым дятлом на вершине малахитовой глыбы, от громкого тиканья которых иногда раскалывалась голова, были последним его приобретением. Супруга Галя после их покупки не разговаривала с ним почти две недели. И дело было даже не в деньгах. Просто Вадим Петрович в очередной раз проявил упрямство, которое его жена терпеть не могла. Впрочем, громкие стуки Вадима Петровича не раздражали, а только восхищали: «Это же надо, тиканье напоминает стук дятла! А Галя – ничего, потерпит! Это мой кабинет, я же в ее гардеробную не лезу!» При мысли о жене у него тревожно забилось сердце. В воспоминаниях о вчерашнем вечере промелькнуло что-то похожее на потаенную радость, вчера что-то случилось, и это делало его немного счастливым. Что или кто это был? Вадим Петрович закутался в плед и, зажмурив глаза, попытался вспомнить вчерашний банкет.