— Может, я вам и помогу. У вас есть какое-нибудь удостоверение личности?

«Все любопытнее и любопытнее», — подумал Барретт.

— Конечно, — кивнул он и достал бумажник с водительскими правами.

Молодой человек посмотрел на них, почесал щеку и кивнул.

— Все в порядке. Лишняя предосторожность никогда не повредит. — Он подошел к телефону. — Я скажу мистеру Квондту, что вы приехали.

Только теперь Барретт все понял. Существуют разные картины, сказал Кимура. Есть законные фильмы, и Барретт сразу вспомнил слово из названия фирмы «Артс». Есть фильмы, хотя и не порнографические, но такие, с которыми ни одна киностудия не захочет связываться. Оштукатуренный фасад здания Нормана С. Квондта был «потемкинским фасадом».

— Да, да. Верно, — говорил молодой человек в трубку. — Я приведу его. — Он дал отбой и направился к двери. — Мистер Квондт примет вас. Он на площадке и попросил меня проводить вас. Пойдемте.

Они вышли в холл, миновали лестницу и зашагали по тускло освещенному коридору. В глубине здания была дверь, закрытая занавесом. Парень отодвинул его в сторону и показал вниз.

— Осторожнее.

Внизу виднелись три деревянные ступеньки, причем средняя была треснувшей. Барретт начал осторожно спускаться. Они прошли обнесенный высоким забором, увитым плющом, задний двор, где росли два апельсиновых дерева. Проводник обогнал Барретта и направился к длинной постройке, которая напоминала гараж на четыре машины. Только никаких машин поблизости не было, а все ворота стояли закрытыми. Молодой человек открыл боковую дверь.

— Здесь я вас оставлю. Входите. Мистер Квондт — вон тот человек с сигарой.

— Спасибо.

Барретт вошел в гараж и закрыл за собой дверь. Неожиданная темнота после яркого солнечного света заставила его заморгать, но через несколько секунд его глаза привыкли к темноте, и он стал различать окружающее. Он был в гараже, который переделали в жалкое подобие съемочной площадки. Окна и двери закрывали плотные шторы из брезента и листы звукопоглощающего материала. Наискосок от входа виднелся яркий квадрат света.

По пути туда Барретт увидел «солнечные» прожекторы и удивительно маленькую кинокамеру на подставке. Рядом с камерой стояли трое мужчин. Один поправлял козырек, защищающий глаза от резкого света, другой завязывал халат, а третий раскуривал сигару. Дальше виднелась ярко освещенная спальня.

— Значит, с самого начала? — поинтересовался заросший щетиной мужчина с сигарой. — Хватит терять время даром. Начинаем. Гарри, не забудь опять намылить лицо. Где, черт побери, эти проклятые дамы? До сих пор в сортире? Пойдите и вытащите их оттуда силой, если нужно. О господи, почему у них разыгрывается понос в такое неподходящее время? Давайте, шевелитесь!

Уперев руки в боки, он с отвращением отвернулся и увидел Барретта.

— Барретт? — спросил он, направляясь к адвокату.

— Да, я…

— Я Норман Квондт, — представился он, протягивая руку.

Они обменялись рукопожатием. Норман Квондт был лет сорока с хвостиком, ниже среднего роста, мускулистый и коренастый, в спортивной клетчатой рубашке и брюках из оленьей кожи.

Его редеющие волосы были густо напомажены, но все равно торчали в разные стороны. Квондт был грузен и неуклюж. Широкий лоб, близко поставленные глаза и маленький носик. С толстых губ свисала сигара, с которой капали маленькие капельки слюны. Выступающий подбородок зарос щетиной.

Когда Квондт заговорил, Барретт заметил, что он имеет привычку вести разговор, не глядя на собеседника. У него был грубый хрипловатый голос, который действовал на нервы, будто звук, издаваемый когтями, царапающими по классной доске.

— Сегодня у меня ни для кого нет времени, — сообщил Квондт, — но этот ваш япошка уговорил меня встретиться с вами. Я согласился, потому что человек, который собирается пнуть в яйца умника Дункана, заслуживает по крайней мере десяти минут моего времени.

— Я ценю это, мистер Квондт.

— Ага. Как только отснимут эту сцену, мы сможем поговорить. — Он посмотрел на съемочную площадку. — Никогда не видели эти коротенькие фильмы с девочками?

— Боюсь, что нет.

— Вы бы удивились, если бы узнали, какой на них спрос. Мы продаем их как минимум двум сотням кинотеатров. Ничего непристойного, если вы подумали о порно. Обычная эротика для мужчин, которые хотят увидеть хорошеньких женщин нагишом. Еще мы снимаем колышущиеся женские прелести крупным планом, на это большой спрос в барах и ночных клубах. Многочисленная аудитория с нетерпением ждет наших фильмов. Вполне уважаемые и приличные люди, так почему же не дать публике то, что она хочет? Что в этом плохого, а?

— Ничего.

— Я всегда стараюсь делать картины немного лучше, чем конкуренты. На эти двадцатиминутные ролики уходит в среднем по пять дней и по двадцать тысяч долларов. Мы снимаем на шестнадцатимиллиметровую пленку очень высокого качества и стараемся наложить хорошее звуковое сопровождение. Большинство моих конкурентов не делают никакого монтажа, и поэтому у них нет сюжета. Мы же используем мувиолу, и я всегда заранее пишу маленький сценарий. Так они лучше расходятся.

— Могу себе представить.

— Серьезно. — Квондт вытер слюну и крикнул: — Да где же, черт возьми, эти проклятые дамы? Ну, слава богу, идут. Сейчас увидите, что я имел в виду, когда говорил, что мои картины лучше, чем у конкурентов, Барретт. Некоторые из них, чтобы поменьше платить, снимают старых кошелок с физиономиями, которые могли бы остановить часы, с отвислыми сиськами и задницами и варикозными венами. У Нормана С. Квондта свое представление о женщинах. Мне подавай красоток, чтобы у них было и лицо, и тело. Знаете, как я отбираю актрис? С помощью того, что ниже пояса. Если я вижу хорошо упакованную крошку и чувствую между ног шевеление, тогда я знаю, что все зрители почувствуют то же самое. Большинство моих девочек хотят стать классными моделями или профессиональными актрисами. Они почти все молоденькие, максимум лет двадцать с небольшим, только что закончили школу или колледж, и очень чистенькие и невинные. Так и хочется съесть. — Он хрипло захихикал. — Иногда я ем их.

Барретт промолчал. Возникшее сразу неприятное впечатление от продюсера еще более усугубилось.

— Видите этих двух дам? — продолжал Квондт. — Каждой плачу в день по сто двадцать пять долларов. Покажите мне хоть одну бабу, которая зарабатывает столько за то, что просто шесть часов в день раздевается. — Он сложил руки ковшиком и заревел: — Нэнси! Линда! Ваши места отмечены мелом. Линда, как войдешь, стой на месте! Давай, Сэм, поехали!

Барретт посмотрел на площадку. Высокая перезрелая девица в короткой прозрачной ночной сорочке, со взъерошенными черными волосами и высокомерным лицом вышла на сцену, остановилась перед трельяжем и лениво потянулась. Через несколько секунд в спальне появилась маленькая пухленькая блондинка, моложе и пышнее первой дамы, в традиционном наряде французских горничных — короткой юбочке, в каких выступают танцовщицы. Она якобы принесла картонку из магазина. Хозяйка, стоя перед зеркалом, велела горничной положить подушку на кровать и помочь ей одеться. Блондинка положила коробку на кровать и торопливо вышла из кадра, потом вернулась с теннисной ракеткой и одеждой. Брюнетка лениво подняла сорочку и медленно, очень медленно стянула ее через голову.