Наконец я отстраняюсь, замечая некрасивый влажный след, который оставила у него на рубашке. Кажется, он не особо возражает.

– Итак, – говорю я в поисках чего-нибудь, что отвлечет от насыщенных эмоций в комнате, – насколько злой казалась Джоди по телефону?

Он смеется.

– Очень. Но не настолько злой, чтобы не поговорить с тобой о роли, впрочем.

– Но мне достаточно роли синьоры Монтекки. Мне просто нужна строчка о роли для заявления в ТИЮО, – говорю я, отступая и беря в руки свой новый костюм. – Неважно, какая именно это роль.

– Я в это не верю, – резко отвечает папа, и я рывком поворачиваю к нему голову, удивленная его внезапным жаром. – Много месяцев я только и слышал о «Ромео и Джульетте». Это твоя роль. Ты ее заслужила.

– Это неважно, – возражаю я. – Они нашли новую Джульетту.

– И что с того, что есть новая Джульетта? – спрашивает он, отбрасывая эту мысль взмахом руки. – Я хочу знать, что если ты не поднимешься на сцену за тем, над чем трудилась, то не пожалеешь об этом завтра.

Все еще сжимая в руках костюм синьоры Монтекки, я представляю, как выхожу на сцену театра Ангуса Боумера только затем, чтобы произнести две строчки. Я могла бы это сделать, но это было бы болезненно. Я потратила много часов на эту постановку, я сделала Джульетту собой, и теперь просто уйти в сторону… Затем я представляю, как стою на балкончике Джульетты, адресуя свои реплики Скотине Тайлеру Даннингу – и это не кажется мне невозможным.

Я думала, что мне не суждено быть главной героиней – ни на сцене, ни вне ее. Но я также думала, что Маделайн – идеал, и что их с Тайлером свела судьба, и что мой папа равнодушен к моей маме, и что мое место в семье исчезает, и что Оуэну никогда не могла понравиться такая девушка, как я. Я думала, что не могу влюбиться до глубины души. Я уже не раз ошибалась.

Я снова смотрю на папу и знаю, что он увидел решительность в моих глазах, потому что он улыбается.

– Джоди в лобби. Я видел, как она возвращалась, когда пришел сюда, – говорит он и берет костюм из моих рук. – Давай.

В один прыжок я уже у двери. Но прежде чем ее открыть, я возвращаюсь к папе и обнимаю его.

– Спасибо, пап.

* * *

Я вхожу в лобби, и сразу же меня окружает суета, предшествующая выступлению. Благородные дамы Вероны собрались в полном облачении у буфета и взволнованно болтают. Неподалеку один из реквизиторов объясняет Энтони в сотый раз, как использовать пакетик с кровью в сцене его смерти. Техническая команда, в том числе Уилл, обосновалась в центре комнаты, чтобы еще раз пройтись по изменениям в декорациях.

Я различаю Джоди у главного входа – она говорит с парой сопровождающих родителей, которые выглядят недовольными. Протискиваясь между девчонками в костюмах, я улавливаю обрывки их разговоров.

– Слышала, что он…

– Она только что звонила…

– …подружка-итальянка.

«Погодите». Я останавливаюсь как вкопанная, и Джереми врезается мне в спину. Он бормочет извинения и огибает меня. Я знаю, что есть только один человек, в разговоре о котором может быть упомянута подружка-итальянка, но я должна убедиться. Я подхожу к Кортни, игнорируя возмущенные взгляды от тех, кого я обошла в очереди к еде.

– Меган! Ты здесь! – Кортни даже не пытается скрыть любопытство.

– Э-э, да. Чувствовала себя не очень, – вру я, пытаясь избежать этой темы. Я принимаю их сплетнический тон: – Эй, я правильно поняла, что вы говорили о Козиме?

Дженна вытягивает шею из-за Кортни.

– Да, она, кажется, настоящая. – Она хихикает.

– Что ты, э-э, почему ты так думаешь?

– Сосед Оуэна по комнате всем рассказывает, что Оуэн и Козима сегодня утром говорили по телефону, – спешит вставить Кортни. – Они говорили, типа, целый час. И кажется, это было… напряженно. – Она выразительно поднимает брови.

– В каком смысле напряженно? – выдавливаю я.

– Мы слышали, что он бурно извинялся и клялся. Что бы он ни натворил, он… о чем-то сожалеет. – Кортни явно очень довольна.

И зачем я спросила? Я знала, каким будет ответ.

– Все же не доказывает, что она настоящая. – Я издаю притворный смешок, пока мое сердце вырывают из груди. – Ладно, потом увидимся, – говорю я, пока они смеются.

Выходя из очереди, я останавливаюсь у лестницы, чтобы перевести дыхание, в груди у меня все сжалось. Не хочу делать выводы на основании сплетен, но учитывая мою любовную историю, трудно этого не сделать. Когда Оуэн вышел из моей комнаты сегодня утром, он, вероятно, осознал, что хочет быть с Козимой и жалеет о том, что было со мной. И он позвонил ей извиниться.

Я думала, что все сделала по-другому, когда влюбилась в Оуэна. Он говорил, что я раз за разом выбирала неправильных парней – я думала, что он-то правильный. А вместо этого я сделала то же самое, что и всякий раз до этого. Будто я не могу избежать ситуации, в которой оказываюсь выброшенной и замененной.

Краем глаза я замечаю, что Джоди идет к двери.

Спросить ее о роли Джульетты означает снова поставить себя в такую ситуацию. Джоди может отказать, и тогда мне придется наблюдать, как Алисса забирает все, что заслужила я. Но я должна попытаться. Я рада, что попыталась с Оуэном. Я в глубине души знаю, что рада. Даже если с ним все закончилось, не успев начаться, у меня сейчас нет времени расклеиваться. Эта пьеса слишком важна.

Я подхожу к Джоди, обходя всех по пути. Ее рука на двери. Я проскальзываю перед ней, не давая ей выйти, и ее выражение лица становится строгим.

– Мне очень жаль, что вчера так случилось, – говорю я на одном дыхании. – Это было непрофессионально и неуважительно с моей стороны к вам и ко всем задействованным в этой постановке.

– Да, было, – говорит она, не дрогнув. – У меня сейчас нет на это времени. Я с тобой поговорю после представления.

– Нет, нам надо поговорить сейчас, – отвечаю я ей. Я и раньше дерзила Джоди, но такая наглость удивляет даже меня саму. Это определенно привлекает ее внимание – она опускает руку, которую держала на двери, и скрещивает руки на груди. – Вы должны вернуть мне роль, – продолжаю я, прежде чем она упрекнет меня.

Удивление присоединяется к строгости в ее взгляде.

– Это еще почему?

– Я раньше не думала, что могу почувствовать связь с Джульеттой. Я думала, что она дура, потому что бросает все ради парня, который и флиртовать толком не умеет. – Джоди поднимает бровь, но не улыбается. – Но теперь я ее понимаю. – Я медлю, надеясь, что она захочет услышать продолжение.

– Что ты понимаешь, Меган? – говорит она устало.

Ободренная этим, я продолжаю:

– Все иногда бывают такими дурами или дураками, как Джульетта. По крайней мере всем следует так делать. Джульетта осмелилась отдать свое сердце чему-то. Это ее заставляет идти на безумства – безумства вроде спора с режиссером в центре набитого людьми лобби отеля ради того, чтобы попросить о том, чего она, возможно, не заслуживает. – Теперь Джоди чуть ухмыляется. – Я готова стать такой. Отдать свое сердце. Я хочу быть Джульеттой – для вас, для всех, с кем я работала над этой пьесой, и для себя. Я этого хочу.