Поехали на моей машине. Дом я нашла сразу же. Вот только бы Валера оказался на месте и впустил нас.

После того как я в переговорное устройство объяснила, при каких обстоятельствах мы познакомились, прозвучал зуммер, свидетельствующий об открывании двери.

Валера встречал нас в стеганом малиновом халате. Это сегодня цвет дня?

Хозяин очень внимательно осмотрел Соню и в особенности ее ногу в разрезе юбки, сам себе кивнул и пригласил нас в комнату. Как мы поняли, Валера смотрел «Семнадцать мгновений весны», записанный на видеокассету, и в одиночку напивался.

– Обожаю этот фильм, – признался он. – Когда вернулся из Америки, его как раз в очередной раз показывали. Я никогда не чувствовал себя таким счастливым! Каждый вечер сидел перед телевизором и плакал. И не стыжусь этого! Хотя если серьезно подумать, то тут есть откровеннейшие ляпы. Девчонки, а вы книжку Юлиана Семенова читали?

Я в свое время читала, но она не произвела на меня такого впечатления, как фильм. У Семенова не было Вячеслава Тихонова в красивой военной форме (пусть и СС, но серебро на черном классно смотрится), его томления во взоре и многозначительных молчаний. Ведь во многом именно он «сделал» фильм и стал кумиром тысяч женщин, которые в советские времена (а может, и не только в советские) предпочли бы семнадцать мгновений со Штирлицем всей жизни с постылым мужем.

Но в книжке у Штирлица были любовницы, что также заметил и Валера. Юлиан Семенов не отходил от реальности, как случилось в фильме, – не могло их не быть у офицера Третьего рейха. Его бы тут же заподозрили в гомосексуализме или уклонении от воспроизводства арийцев, причем трудно сказать, что в Третьем рейхе считалось худшим преступлением. С Габи он только танцует, с женой в гляделки играет под музыку Таривердиева, ну хотя бы горничную мог отыметь, так нет – подозревает, что она ему хочет отдаться за увиденную в холодильнике колбасу.

Не интересуясь причиной нашего появления, Валера прочитал нам с Соней лекцию сексопатолога о хронической импотенции Штирлица, возможно, потому, что был пьян (на столике перед телевизором стояла почти опорожненная бутылка коньяка), и это для него была больная тема. Хотя Валера-то ведь не советский разведчик в Третьем рейхе, хранящий верность жене, которую не видел лет этак десять, если не больше, до начала повествования. Мы молча слушали, поскольку не хотели настроить Валеру против себя.

– Но я все равно его люблю! – Валера кивнул на экран, где застыл Вячеслав Тихонов в профиль. – Импотент, не импотент, но это наш Штирлиц, без которого я жить не могу! Я понял, как люблю Россию, в этой ср…ной Америке! Я не знаю, как Штирлиц мог столько лет жить в Третьем рейхе! Но, возможно, там было лучше, чем в современном Массачусетсе! Массачусетс – это штат, – пояснил нам Валера, предполагая, что мы не знаем.

Потом он назвал место, в который переселилась его семья и откуда он сбежал через два месяца, хотя все остальные его родственники продолжают там жить и счастливы. Там не бывает туристов и сделано все, чтобы их отогнать, – ни одной гостиницы, ни одного мотеля или пансионата, ни одной сувенирной лавки. Маленький городок только для жителей этого маленького города. Очень типично для некоторых частей Америки.

Главная достопримечательность – кладбище. Принадлежность к элите определяется местом твоего будущего захоронения. Если твоя семья живет в городе менее двухсот лет, лежать тебе на окружном, потому что «исконные» жители крепко держат места на городском.

– Это типа нашей кладбищенской мафии? – спросила Соня.

– Это гораздо хуже. – Валера хлебнул коньяка из бутылки. Соня пила вино, я – минералку, поскольку была за рулем.

Валера рассказал, после чего сбежал назад в Россию и стал агентом коллекционера. Лучше мальчиком на побегушках здесь, чем «респектабельным господином» там. В таких маленьких американских городках время от времени проводятся общегородские мероприятия, и он попал на пикник, где как раз и произошло знакомство его семьи со всем городом. Валеру первые два месяца все выводило из себя после Питера, но ничто не могло сравниться с пикником.

У него завязался разговор с владельцем единственной в городке юридической конторы, мужчиной примерно одного с ним возраста. В процессе беседы тот показал на дуб, растущий на краю поляны, где проводилось общегородское мероприятие.

– Такой же растет на нашем участке на городском кладбище, – с мечтательным видом сообщил юрист.

Валерина младшая сестра уже недели три встречалась с молодым человеком. Его родители подошли познакомиться с семьей девочки и в качестве представления сообщили, что их семье принадлежит участок на городском кладбище. Высшая элита, в общем. Очень приятная дама, владелица магазина цветов и семян, ввернула в разговор сообщение про мавзолей, вернее, то, что она называла мавзолеем. У советского человека при этом слове появляется другая ассоциация. Естественно, мавзолей был родовой. Следующий тип представился: «Меня зовут Билл Грейс. Моей семье принадлежит на городском кладбище самый большой участок. Передайте, пожалуйста, соль». После шестого владельца участка на городском кладбище Валера напился вхлам.

– Знаете, девочки, вот там я понял осквернителей могил. Я всегда считал это кощунством и до сих пор считаю. У нас я никогда не стал бы гадить на кладбище. Но там у меня возникло желание разгромить все к чертовой бабушке, чтобы они больше не представлялись владельцами участков! И чтобы не сесть там в тюрьму за благое дело, я вернулся в Россию. Итак, чем могу быть вам полезен?

Соня достала из сумочки портсигар и протянула Валере.

– Сколько будет стоить? – спросила Романова.

Валера вроде бы мгновенно протрезвел, вначале рассматривал портсигар невооруженным глазом, потом сходил за лупой.

– Надо же – сам Перхин! – пораженно воскликнул он.

– А это кто? – хором спросили мы.

– Ну, девчонки, вы даете!.. – Валера помолчал немного, потом добавил: – Хотя у нас практически все слышали про Карла Фаберже, других талантливых мастеров почему-то не знают.

Я опять узнала много новых интересных вещей. Михаил Перхин, по словам Валеры, работал в фирме Фаберже, который являлся прекрасным организатором и собрал у себя лучших мастеров конца девятнадцатого и начала двадцатого века. По большей части Карл Фаберже генерировал идеи. Его мастерская выпускала много различных вещей – украшения, которыми известна лучше всего наряду с яйцами, портсигары, табакерки, часы, даже чайные и кофейные сервизы. Яйца стали делать с 1885 года, причем в большом количестве – к каждой Пасхе готовили партию золотых и партию серебряных, которые украшали разноцветной эмалью и самоцветами. Яйца с драгоценными камнями – отдельная история.

Два самых известных мастера ювелирной фирмы Фаберже – это Михаил Перхин и Василий Зуев, хотя у нас почему-то о них мало кто слышал, даже за границей их знают лучше. Самая известная работа Михаила Перхина – это серебряное яйцо «Транссибирский железный путь», изготовленное в 1900 году к окончанию строительства Транссибирской железной дороги. Изделие покрыто темно-зеленой эмалью, на нем выгравирована карта железной дороги, украшает его двуглавый орел. Поддерживают яйцо три грифона с мечом и щитом в лапах.