Через двадцать минут Куп вернулся к себе. Он сердито смотрел на насмешливо моргающий курсор, медленно выдувая воздух сквозь зубы. Топливо, как оказалось, тоже не свершило чуда. Проклятие. Нужно было сосредоточиться, но он, казалось, не мог совладать со своим заблудшим умом.

Повсюду царило цепенящее безумие.

Конечно, Лиззи вряд ли была самым шумным ребенком в городе, но все-таки с ее присутствием в доме слышались какие-то звуки. Сейчас Куп поймал себя на том, что по привычке пытается уловить их в звенящей тишине. Больше того, прервавшись на несколько минут, он прислушивался, не идет ли Ронни.

Черт побери, он обещал себе, что не будет этого делать. Она знать его не хотела, во всяком случае, не испытав его множество раз на пригодность, — это точно. Но он не собирается выпрашивать у нее любовь. С каменным лицом Куп снова попытался сосредоточиться на работе. К этому времени у него с грехом пополам была закончена одна страница. Около десяти часов он все-таки сдался и занял себя чтением.

Через пятнадцать минутой отбросил книгу. И автору за это заплатили большие деньги? Какая ерунда! Непонятно, каким образом в прошлый раз та же вещь казалась такой интригующей.

Куп спустился в гостиную и включил телевизор, но там тоже было нечего смотреть. И как только кабельной компании хватает совести дурачить подписчиков? На ста пятидесяти каналах не удосужились предложить ни одной достойной внимания программы. Нуда ладно, черт с ними!

Он спихнул Бу, залезшего к нему на бедро, и встал с кресла. Он мог с успехом отправиться в постель. Во всяком случае, он бы не отказался поспать. Но и эта хитрость, похоже, не удалась. Он не переставал ворочаться с боку на бок и в конце концов пошел в ванную искать аспирин. Кинул в рот пару таблеток и решил пойти через улицу взять себе в «Тонке» бутылку бурбона. Будь он проклят, если позволит женщине его сломить. Его, бывшего морского пехотинца. Одного из немногих, обладающих чувством собственного достоинства.

Куп снова вернулся в спальню и занавесил полотенцем окно в надежде, что через час или два утреннее солнце его не разбудит, если он уснет. После этого он снова залез в постель и, взбив подушки, сосредоточился на дыхании. Чередуя очень медленный вдох с выдохом, под конец он взглянул на будильник на тумбочке. Было без четверти шесть. Спустя какое-то время он все-таки уснул.

Казалось, прошло всего несколько минут, когда его разбудил щелчок открывшейся двери. Но, посмотрев на часы, он увидел, что было почти одиннадцать утра. На лестнице, ведущей к мансарде, послышались тихие шаги. Его настроение резко скакнуло вверх, первый раз с четверга, после того вечера. Ронни вернулась, подумал он. Должно быть, сменила гнев на милость. Иначе, вне всяких сомнений, она на пушечный выстрел не подошла бы к его спальне. Куп приподнялся на локте.

Но над перилами показались золотистые волосы — отнюдь не блестящие черные — и мужской голос произнес так тихо, что его почти не было слышно:

— Джеймс? Ты здесь?

Куп отбросил одеяло и вскочил с постели. Шок, радость и разочарование от рухнувшей надежды — все эти эмоции одновременно пронеслись в нем. Схватив свои защитного цвета брюки, он натянул их на голые бедра в тот момент, когда его единоутробный брат поднялся на верхнюю ступеньку. Наскоро застегивая штаны, Куп нетерпеливо шагнул вперед, затем поколебался. Он хотел обнять брата. Но, прожив так долго среди мужчин, где подобные излияния не одобрялись, смутился и остался на месте.

Эдди сделал шаг и, сократив расстояние между ними, выбросил руки вперед. Они крепко обнялись и затем, наградив друг друга шлепками по спине, отступили назад.

Куп оглядел брата, который был на несколько дюймов ниже его. Если Куп ростом пошел в отца, то у Эдди взяли верх материнские гены. Он был сложен не так крепко. Худощавый и фациозный, даже находясь в бегах, он умудрялся выглядеть как типаж с обложки модного мужского журнала. Его золотистые волосы и щегольски выбритое лицо поблескивали в слабом свете, пробивающемся вокруг краев полотенца на окне. За те месяцы, что братья не видели друг друга, тучи вокруг Эдди сгустились до предела. Ситуация предполагала, что Куп должен произнести что-то кардинальное или по крайней мере относящееся к делу. Но вместо этого неожиданно для себя он сказал:

— Господи, даже ботинки надраены до блеска. Черт побери, просто шикарно для прячущегося беглеца.

— Ну, нельзя же из-за такой пустяковины, как обвинение в убийстве, занижать свои стандарты, — притворно прибеднялся Эдди, обнажая в короткой улыбке ровные белые зубы. Затем добавил серьезно: — Я рад с тобой повидаться, Джеймс.

— Я тоже, братишка. Но ты чертовски рискуешь, появляясь здесь.

— Я со вчерашнего дня наблюдаю за домом. Мне нужно было убедиться, что с Лиззи все в порядке. Я был страшно удивлен, когда увидел, что ты живешь здесь. Но мне не удалось даже мельком взглянуть на нее. Где она? Ее забрала Вероника? Она увезла ее в Сиэтл или куда-то еще?

Куп вздрогнул. Неожиданное упоминание имени Ронни, словно абразивом, прошлось по раздраженным нервам. Он напряг плечи от мимолетной боли.

— Нет еще, но собирается увезти. — Стараясь сохранять спокойствие в голосе, Куп рассказал, как Вероника заботилась о Лиззи все это время, как сейчас она готова горы свернуть, наметив совместный переезд. — Лиззи на уик-энд отправили к Мариссе. После школы ее привезут домой, а Ронни приедет еще раньше. Поэтому нам лучше сейчас использовать представившуюся возможность. Ты голоден?

— Да, я полагаю.

— Пойдем на кухню, — сказал Куп, срывая с окна полотенце. — Потолкуем, пока я приготовлю нам завтрак.

Они с Эдди спустились на кухню. Куп кинул брату полотенце закрыть оконце в двери, чтобы их не было видно, если кто-то позвонит с улицы. Эдди пошел заниматься дверью. Куп тем временем достал две сковороды, зажег конфорки и стал вынимать из холодильника продукты. Потом началась борьба с совестью. Он разрывался между двумя чувствами — опасениями, которые ему вложила в голову Вероника, и хорошо ему знакомой, давнишней потребностью заботиться о младшем брате.

— Ты ведь понимаешь, — сказал наконец Куп, разбивая яйца в горячую сковородку, — что ты не должен разговаривать с Лиззи? — Он поднял глаза от плиты посмотреть на реакцию брата.

Эдди был явно не в восторге, однако послушно закивал:

— Да. Я, наверное, рехнулся бы от счастья, если бы мог ее обнять на минуту и убедиться, что с ней все хорошо. Но я понимаю, насколько это будет болезненно для нее, после того как я повернусь и снова исчезну.

— Не говоря уже о том, что это опасно для тебя самого. Ты же не думаешь, что шестилетний ребенок сможет держать в секрете такие вещи.

— Я правильно понимаю, Джеймс? — сказал Эдди, прохаживаясь взад-вперед возле двери в гостинную. — Я не верю, что нахожусь в этом доме. — Он исчез на минуту в комнате и вернулся, держа в руке рамку с фотографией Лиззи. Поглаживая пальцем лицо своей дочери на плоском снимке, он поймал на себе взгляд Купа. — Что случилось со всеми теми побрякушками? — Эдди с нарочитым безразличием кивнул в сторону гостиной.