Медсестра помогла ему напиться и вышла, тихонько притворив за собой дверь. Он опять закрыл глаза и погрузился в сонную истому. Оказывается, беспамятство – это не всегда лишь одна черная пустота, не только провал в бесчувственность и безвременье. Будучи без сознания, Калмыков продолжал жить, видеть, слышать и даже общаться... Именно так!

«Кого же я видел? С кем говорил? – мучительно вспоминал он. – Неужели ее... Алю? Мою черную колдунью, злую фею? Она опутала меня сладкими речами, заворожила фальшивой нежностью... Я пропал. Пропал! Тайна – вот оружие, которым она сразила меня...»

Последняя безобразная, по-настоящему позорная сцена, разыгравшаяся между ними, снова развернулась перед ним. Алевтина плакала... а он обвинял ее, бросал ей в лицо горькие и несправедливые упреки. Разве он с самого начала не понимал – в глубине души – , что ее влечет к нему исключительно содержимое его кошелька? Чего он ожидал от этой молодой страстной женщины? Любви? Вожделения? Он сам давно уже остыл к утехам плоти, забыл о естественном возбуждении... привык постегивать свое тело извращенной эротикой, злоупотреблять средствами для потенции, этими современными «шпанскими мушками», которые истощают нервную систему...

«Ты меня доведешь до греха! – орал он. – Я за себя не ручаюсь! Могу и...»

Он замахнулся на нее... но ударить не посмел. Рука его упала, как плеть, дыхание стеснилось. Это были первые предвестники приступа.

«Зачем тебе столько денег?»

«Когда любят, не спрашивают...» – шептала она.

Какие у нее губы! Темные, теплые, влажные, словно лепестки розы... От нее исходил тонкий аромат цветочного нектара и шоколада...

«Ты обещал исполнить любое мое желание!»

«Обещал, но...»

Не скажешь ведь прямо, что он не ожидал такой откровенной алчности, таких неуемных аппетитов у обыкновенной бухгалтерши?

Ее взгляд обволакивал его, подчинял ей, ее воле. Он инстинктивно сопротивлялся, как сопротивляется букашка, барахтаясь в паучьих сетях.

«Ты обманывала меня все это время, – через силу вымолвил он. С трудом заставил себя сказать ей то, что думал. – К чему были твои дурацкие выдумки про клад, про подземелья? Я же не подросток, который дрожит от предвкушения увидеть в раскопе «сундук мертвеца» с пиратскими сокровищами?! Кстати, я даже в детстве не грезил чужим золотом, а мечтал заработать свое!»

В Ласкинском доме, в этой избушке на курьих ножках, стоявшей посреди одичавшего сада, он никогда не испытывал покоя, приятной расслабленности. Был все время на взводе. Словно из каждого угла за ним следили незримые глаза. Не исключено, что где-то здесь... прячется ее молодой сильный любовник! Не исключено, что в полночь, когда на небо выходит полная луна... Алевтина превращается в ужасную горбатую старуху и вылетает через трубу на метле...

«Потом, когда я ухожу, вы вместе потешаетесь надо мной?! – взревел он – Смеетесь над моей глупой доверчивостью?!»

«О чем ты?»

«О твоем парне! Где он? В шкафу? В подвале? Давай, позови его... выпьем вместе, как добрые друзья!..»

«Ты параноик! У меня никого нет... Если хочешь, иди, обыщи дом...»

Он не мог оторваться от ее горящих глаз, от ее хищной плотоядной улыбки. Так улыбаются ведьмы...

Его подозрения вызвали у Алевтины приступ истерического хохота. Она сидела, скрестив свои красивые смуглые ноги, и расчесывала черные как смоль волосы. В иные моменты в ней просыпалось нечто демоническое, властное и неизведанное... Возможно, именно это – неизведанное – и составляло ее главную изюминку. Она вовлекла его в свою игру, сделала орудием в своих руках... и он даже не понимал, кто их противник...

«Зря ты мне не веришь... – посмеивалась она. – Мне не нужны деньги. Я просто решила проверить, сколько ты готов заплатить за любовь...»

«Я не сплю с проститутками», – соврал он.

«Разве? А твоя жена? Скажешь, она бескорыстно ложится с тобой в постель?»

Ну кто на его месте не залепил бы ей пощечину? Разве что святой... А он был кем угодно, только уж никак не ангелом. Но он и пальцем ее не тронул...

Виталий Андреевич со вздохом попытался перевернуться на бок. Не получилось. Совсем беспомощным он стал, неподвижным, как бревно.

Сцена в «избушке» не отпускала его, заставляя переживать недавнее прошлое заново и с тем же эмоциональным накалом. Они с Алевтиной наговорили друг другу мерзостей... потом обоим стало неловко...

За ужином оба перебрали спиртного. «Какая роль мне уготована? – устало гадал он, глядя на выступавшие под платьем округлости ее грудей. – Меня используют... но с какой целью? Лучше порвать с Алей прямо сейчас...»

Но сделать этот шаг у него не хватило духу. Отказаться от женщины, разбудившей его почти совсем уже уснувшую кровь, казалось немыслимым... В жизни так мало радостей! А бесполезность денег начинаешь осознавать, только когда достигаешь изобилия. Подкрадывается старость, томит странная тоска, мучают сожаления о несбывшемся... Время утекает, словно вода сквозь пальцы... И жажда счастья, последнего жгучего безумства, становится просто невыносимой, ненасытной! Наверное, эту жажду нельзя утолить...

Алевтина захотела отдохнуть и прилегла. Калмыков до сих пор не мог дать себе отчета – что подтолкнуло его залезть к ней в сумочку? Любопытство? Болезненная подозрительность? Ревность? Мелочная мстительность? Желание уличить ее в чем-то... унизить? Всего понемножку...

Старая, завернутая в целлофан тетрадка сразу привлекла его внимание. В доме стояла тишина, нарушаемая лишь тихим дыханием спящей женщины. Он услышал, как она повернулась во сне, и торопливо сунул добычу за пазуху.

Алевтина не проснулась... только тревожно вздохнула. Калмыков решился бежать от нее, прямо сейчас, пока она не может помешать ему. Он боялся, что в противном случае не сумеет избавиться от ее влияния, станет безвольной игрушкой в ее руках. Да... он развенчал ее, начал остывать, но все еще ощущал себя ее рабом. Это было непонятно, оскорбительно! Бежать! Освободиться... сбросить с себя оковы опасного наваждения! Почему-то он придавал важность именно этому моменту – уйти немедленно, раз и навсегда покончить с этой позорной зависимостью от женщины...

Он взглянул на нее... лежавшую навзничь на кровати, с рассыпавшимися по лицу волосами. Прекрасную, желанную... лживую! Шальная мысль убить ее – накрыть подушкой и задушить… молнией вспыхнула в его мозгу. Он был так возбужден, что хмель выветрился. Раньше Калмыков никогда не садился за руль выпившим, но в тот миг он не думал о том, как поведет машину. Лишь бы вырваться из этого порочного круга!

В доме раздался какой-то звук... словно что-то упало... или треснул рассыхающийся сруб. Деревянные строения полны разных шорохов, скрипов и пугающих шумов. Казалось, кто-то крадется по лестнице...

– Проклятая ищейка! – выругался он. – Я и подумать не мог, что он сфотографирует мою машину...