– А что, по-твоему, она называет «главным сокровищем»?

– Гиперборейское зеркало! – сходу выпалила Астра. – С его помощью Донна Луна собиралась устроить пожар в «Комедийной хоромине». Если не удастся мысленно внушить со сцены будущему царю Петру и его дружкам чувство неотвратимости близкой смерти. Полагаю, переводчик был абсолютно прав, считая Брюса потенциальной жертвой Донны Луны. Молодых людей, поистине, спасло чудо!

– Эта Донна Луна выбрала себе достойную покровительницу. Я имею в виду царевну Софью. Куда лучше заручиться поддержкой венценосной особы, нежели нанимать шайку бандитов или пьяниц для расправы с неугодными лицами.

– Судя по письмам, дамочка была не из робких. Если она отважилась посещать подпольные притоны и курильни, то...

Матвей улыбнулся. Его умиляло, как Астра схватывала на лету верную мысль.

– Sworthy... что мне напоминает это странное имя? – задумалась она.

– В переводе с английского – Смуглая.

– И Долгушина была смуглой. Все-таки, плясать придется от нее. Она знала историю Донны Луны и решила разыграть старую карту... но зачем? Правда, на роль Бабы Яги пригласили другую женщину...

– В одну реку дважды не войдешь, – философски заметил Матвей. – Да и карта оказалась битая.

– Как все запутано...

– Кто-то грамотно подчистил все концы и оставил нас с носом.

– Надо бы еще раз поговорить с Калмыковым.

– Он в больнице... с сердечным приступом. К нему не пускают. Лариса жаловалась, что муж на нее набросился. Кстати, из-за этой самой тетради! Заметил пропажу.

– Послушай, а где Калмыков познакомился с Долгушиной?

– В «Гвалесе», я же говорил.

Они сидели в маленькой полутемной кофейне, где можно было заказать кальян. Мужчина в восточной одежде и феске приносил его уже раскуренным. Пахло сладковатым фруктовым табаком и жареными кофейными зернами.

– А что, по-твоему, Sworthy подразумевает под «утраченным»? Какую-то вывезенную Брюсами с родины реликвию?

– Переводчик склонялся именно к этой мысли, – подтвердил Матвей. – Признаться, мне она тоже кажется подходящей. Лев и Единорог! Они меня зацепили... Помнишь, Калмыков обмолвился – сказал о Глазе Единорога?

– Лев и Единорог... Лев и Единорог... – бормотала Астра. – Допустим, Лев – это царь... а Единорог – его мудрый помощник. Петр и Брюс? Лев – Солнце, блистающая корона... Единорог – серебро и Луна. Ну правильно! Sworthy прямо пишет, что взяла себе имя Единорога. Она и есть – Донна Луна! Лев олицетворяет земное могущество. Единорог символизирует власть тайную, влияние непознанного на земные события. То есть... Единорог связывает воедино Sworthy и Брюса! Они оба – адепты Непознанного. Как пишет переводчик, династия Стюартов могла претендовать на Глаз Единорога, чтобы вернуть себе власть в Англии. Sworthy была послана за этой реликвией, однако отыскать ее в чужой стране оказалось не просто. Тогда она решилась на второй вариант: уничтожить того, кто имел доступ к фетишу... и мог со временем воспользоваться его силой.

– Имеешь в виду Якова Брюса?

– Донна Луна хотела вывести из игры «две ключевые фигуры»: Петра, дабы освободить трон для царевны Софьи, и Брюса, дабы развязать себе руки. Оставшийся в живых отпрыск славного рода – Роман Брюс – казался ей легкой добычей. Под крылом у Софьи она рассчитывала выведать у него все, что ей требовалось, и заполучить «утраченное». Для Стюартов... или же, под этим предлогом, – для своего покровителя. По крайней мере, это версия переводчика, некого Ольшевского.

– Он не подозревал, что Sworthy и Донна Луна – одно и то же лицо.

– Он – нет. А мы – да!

Матвей отхлебнул глоток остывшего кофе и недовольно поморщился.

– Что же это за фетиш?

Астра пожала плечами. Этого она пока что не знала.

– Касательно Брюса тебе все должно быть известно лучше, чем мне.

– Почему?

Он задал этот вопрос скорее по инерции, нежели по необходимости. Астра тысячу раз права. Брюс – его двойник, как ни крути. Пусть воображаемый, но двойник. На вечеринку в «Гвалес» он наденет рубашку, парик, камзол и башмаки, имитирующее облачение вельможи Петровских времен.

За соседним столиком курили кальян и тихо переговаривались два молодых человека. Астра на всякий случай понизила голос.

– Помнишь, как сказано в пророчестве Тэфаны? «Единорога может приручить только чистая дева...» Чистая дева! Понимаешь?

– Не совсем...

– Я тоже, – призналась Астра. – В этом заложен некий скрытый смысл. Ты подумай.

– Над пророчеством Тэфаны? Нет уж, уволь, дорогая...

Матвей откинулся на спинку стула и закрыл глаза, вдыхая кальянный дым.

– И вообще, мы не там ищем! – завелась она. – Пустые разговоры с разными людьми – это как раз то, чего от нас ждали. Так мы ничего не добьемся. Убийца уверен, что обвел нас вокруг пальца. И он недалек от истины!

Официантка, наряженная одалиской, принесла им орехи в меду, о которых они уже успели забыть.

– Что ты предлагаешь?

– Посмотреть на те же факты изнутри. Представить себя в центре интриги, а не сторонними наблюдателями.

Он попробовал восточное лакомство и одобрительно качнул головой:

– Неплохо...

Эта оценка могла относиться как к орехам, так и к предложению Астры.

– Все замыкается на той давней истории с Донной Луной. И вечерника в «Марконе», и выдумки Долгушиной. Улица Преображенский Вал явно фигурирует в деле не зря. Она возвращает нас мыслями в прошлое, когда Преображенское было колыбелью не только театра, но и юного царя Петра. Мими убита рядом с Преображенским кладбищем, Долгушина погибла неподалеку с Глинками, подмосковным имением Брюса. Все сходится.

Матвей чуть не подавился орехом.

– Ты намекаешь, будто... будто... Донна Луна пытается... повторить то же самое действие?

– Правильно мыслишь, – радостно кивнула Астра. – Давай-ка составим цепочку: «Гвалес» – Донна Луна – Долгушина – Глинки...

– Именно в таком порядке?

– Да.

Он долго жевал, обдумывая все сказанное и недосказанное. Вспомнил, как он представился администратору ночного клуба... господином Брюсом. Черт! Черт...

– Пожалуй, нам стоит поехать к гостеприимной Голове, – не выдержала наконец Астра...

Астра осторожно спустилась по ступенькам, проходя мимо оскаленных деревянных чудовищ, и оказалась в полной темноте. Охватившая ее паника утихла, как только загорелись светильники. В сумрачном холле посетительницу встретил швейцар, одетый в ливрею.

– Можно мне поговорить с администратором?