– Какой же ты придурочный! – не выдержала сестра. – Хочешь, чтобы тебя отлупили? Пожалуйста! Только меня не впутывай!

Он все-таки убрался. Точнее, смел весь мусор в один пакет, не разбирая, что нужно, а что – нет. Свои рисунки Ромка не очень-то берег. Если надо, он хоть сотню таких же нарисует. И пока Алиса оттирала клей, оставшийся от изоленты, именно этим и занялся.

На дворе стояла середина февраля. Больше недели назад солнце спряталось за тучи, и даже на минуту не покинуло своего убежища. Снег валил, не переставая, так что улицы превратились в сплошную полосу препятствий и для автомобилистов, и для пешеходов. Рома не любил зиму. И дело было не в холоде, не в снежной каше под ногами, а в переизбытке белого. Порой казалось, что он попал на поверхность альбомного листа, и никак не может вырваться в нормальный, многоцветный мир. Ему не хватало зелени деревьев, лазури неба, не хватало пестроты синего, сиреневого, красного. Но более всего Ромке не хватало желтого – его любимого цвета.

Единственным спасением от охватившей мальчика хандры служили карандаши, такие гладкие, слабо пахнущие деревом и грифелем. Их у Ромы было великое множество. От некоторых остались уже малюсенькие огрызки, другие были поломаны, но большинство карандашей просто затупились. Юный художник знал, как исправить такую беду. Он вытащил из портфеля точилку, выбил из нее на обрывок газеты стружку, и принялся отбирать из огромной кучи карандашей нужные. Словно генерал, Ромка осматривал свою армию, выбирая самых крепких воинов.

Сегодня ему было особенно гадко. Сначала Алиса со своими претензиями и этой идиотской границей, потом родители. Да еще и снегопад, из-за которого он вынужден провести выходной дома. В общем, жизнь мальчика была просто ужасной. Не жизнь, а пытка одним словом. А потому, словно в противовес, Рома решил нарисовать что-то необыкновенное. Место, совсем не похожее на маленький городишко, место, где он мечтал побывать с тех пор, как прошлой зимой увидел его по телевизору – пустыню.

Пески, солнце, верблюды. Ромка никогда не видел живого верблюда. В их местном зоопарке самым необычным зверем был лось. Он смотрел на посетителей своими большими грустными глазами и медленно жевал сено, словно обыкновенная корова. Правда, рога у него были что надо, тут уж Рома ничего возразить не мог. Попытался прикинуть, насколько верблюд велик? Кочевники пользовались этими зверями, как раньше европейцы – лошадьми. Значит, корабли пустыни не намного больше обычного тяжеловоза. А горбы? По телевизору рассказывали, что верблюды запасают в них жир, а вовсе не воду, как думал Ромка. А если копытному нечего есть, у него что, тогда, и горбов нет? Вот об этом по телевизору ничего не говорили. Верблюды, показанные тогда, все были горбатыми. Но мало ли что… Ромка собрался было уточнить этот вопрос у сестры, но передумал. Пока Алиса так на него злится, лучше помалкивать.

Наконец, решив, что нарисует и горбатых, и безгорбых вперемешку, чтобы не обидно было, Ромка вновь задумался. А барханы? В передаче говорили, те могут быть выше трех и даже пяти метров, но представить себе такие громады из песка ребенку удавалось с трудом. Воображение Ромки работало не так, как у нормальных людей. Он с легкостью мог придумать какое-нибудь четырехрукое чудовище с зеленой кожей, которое может принимать облик какой угодно вещи или человека. Но при этом ребенку совершенно не верилось в то, что Солнце в сотни раз больше Земли.

Такие простые истины, что все живое состоит из клеток, вода замерзает при нуле градусов, а верблюды, даже когда им нечего есть, все равно ухитряются запасать жир, ставили Рому в тупик. Он неизменно продолжал задавать вопросы: а что держит клетки вместе? А откуда вода знает, когда ей надо замерзать? Как Солнце может быть таким большим, и почему оно висит в космосе и никуда не девается? Когда ему начинали отвечать, Ромка еще больше терялся, но чтобы не выглядеть дураком, неизменно кивал: мол, понятно, понятно.

Единственным человеком во всем мире, который находил для него нормальные объяснения, была сестра. Как бы они с Алисой не воевали, но она одна ухитрялась найти для Ромки правильные слова. И пусть ее ответы не всегда совпадали с мнением умных дядечек и тетечек, но младшего брата они устраивали гораздо больше. Люди не распадаются на клетки, потому что те крепко-крепко держатся друг за друга. Солнце никуда не девается из-за того, что Вселенная постоянно вращается, и оно просто не успевает сообразить, где верх, а где низ. И это не вода замерзает при нуле, все совсем наоборот: когда вода замерзает, тогда и температуру принимают за ноль.

– Ух, – услышав о последнем, выдохнул пятилетний Ромка, – а я-то уж испугался, что вода – умная, типа собаки. Значит, у нее нет мозгов?

– Не-а, – рассмеялась в тот раз Алиса. Сейчас-то братишка все чаще слышал от нее, что мозгов как раз нет у него самого.

Оперативная группа карандашей была подготовлена и выложена в шеренгу. Когда дело касалось рисования, мальчик превращался из мечтательного растяпы в собранного и аккуратного творца. Он часами мог исправлять нарисованное, что-то стирать, дополнять новыми деталями. Роме никогда не надоедало сидеть за столом и возиться с фломастерами, смешивать краски или как сейчас, закрашивать белоснежную поверхность всевозможными оттенками желтого и оранжевого. На его картине пламенел закат, шагали задумчивые верблюды, а песок заметал цепочку их следов. Ромка так увлекся, что не заметил, как Алиса закончила свою работу и теперь с интересом заглядывает ему через плечо:

– Неплохо, – прокомментировала она. – Только чего у тебя ламы в пустыне делают.

– Кто? – не понял Ромка.

– Ламы, – повторила с недовольством сестра.

– Это не ламы. Это худые верблюды, – обиделся мальчик. Теперь настал черед Алисы удивленно хлопать глазами. – Ну, они мало ели, вот жир и не запасли. Чего ты смеешься? Я сам слышал, что в горбах у верблюдов жир. Если они голодать будут, откуда тогда запасам взяться? Ты сама подумай.

– Это у тебя запасов не будет, а верблюдов без горбов не бывает, – продолжая хихикать, пояснила Алиса. – Просто они меньше, если пищи нет. Помнишь, мы в этом году с родителями в поход ходили?

– Ага. На меня еще самый тяжелый рюкзак навесили, – пожаловался младший Александров.

Сестра не стала напоминать, что после пары сотен метров, Ромка отдал свой багаж ей, а сам тащился оставшийся путь до речки с небольшой сумкой. Присела на второй стул и продолжила:

– Так вот, у верблюдов вместо рюкзаков горбы. Даже если в них ничего нет, они сохраняют форму, только чуть сдуваются. А вот то, что ты нарисовал – это никак на верблюда не похоже. Понял?

Ромка деловито кивнул и поднял взгляд от своего ярко-желтого творения. В зеркале, висевшем над рабочим столом, отразились большие ясные глаза, две косы, длинное сиреневое платье. Еще одна репродукция, висевшая в их квартире уже много лет. Память об одном из предков и напоминание о том, что все люди смертны.