Если бы не это обстоятельство, Араб не принял бы предложение Скачкова, а вылетел в Москву, чтобы довести дело до конца.

* * *

Радзянский не терял надежды, хотя до вылета оставались, судя по всему, не минуты, а секунды. Стюардесса уже не отходила от двери; но с того места, где сидел Лев, ему не было видно, убрали трап или нет. Скорее всего нет, иначе бортпроводница закрыла бы дверь. И как доказательство – четыре человека, одетые в черную форму службы безопасности аэропорта, шагнувшие в салон. На них были черные кепи с длинным козырьком и символикой отряда – хищный оскал снежного барса.

Приблизительно так Лев и представлял себе свое «освобождение», поэтому не мешкая встал с места и шагнул к четверке парней.

– Лев Платонович? – Глаза старшего выражали неподдельный интерес.

– Да, – кивнул Радзянский.

– Пройдемте, – стандартно попросил боевик, указывая на камбуз, где передал пассажиру сверток с униформой. – Думаю, подойдет. Вашу комплекцию нам описали, а вот насчет размера обуви... Взяли сорок третий.

Опять же с некоторым удивлением старший смотрел, как Лев Радзянский, сбросив с себя одежду, быстро и безошибочно справляется с пряжками и замками униформы, словно проделывал это сотни раз. И военная форма была ему к лицу.

Араба захватила волна ностальгии по спецотряду, товарищам по оружию. Усилилось это, собственно, бортом самолета, где он облачался в форму. Пусть не сотни, но десятки раз Араб вылетал на боевые задания, а про учебные полеты в полной боевой выкладке и говорить не приходилось. Дали бы ему десяток боевиков «Набата», он бы в считаные минуты разобрался с Хачировым, поставив весь город на уши.

Надев кепи, Араб взглянул на старшего и кивнул на выход:

– Пошли.

Старший хмыкнул, пропуская Радзянского впереди себя. Он инстинктивно угадал в нем коллегу.

* * *

– Нет, мне просто интересно, кто он, и вообще... вообще просто интересно. – Валентин Игнатьев, невысокий крепыш с голубыми глазами, сидел в своем кабинете, выходящем окнами на летное поле, и разговаривал с Павлом Усачевым.

Игнатьев был хорошо знаком с Усачевым. Когда Павел был еще на госслужбе, его подразделение совместно с отрядом службы безопасности сочинского аэропорта и экипажем самолета проводило плановую учебную операцию по освобождению заложников, причем в трудных условиях: когда самолет стоит с прогретыми двигателями на взлетной полосе. Во время тех учений была учтена возможность гибели стюардессы и штурмана. А полугодом позже, когда сам Усачев возглавил внуковский спецотряд, они встречались на семинарах.

– Знаешь, Паша, – продолжил телефонный разговор Игнатьев, – жаль было забирать форму у твоего приятеля... Да... Она идет ему. Скажи честно: он «наш» человек?.. Ладно, можешь не говорить. Если хочет, пусть забежит, я подарю ему комплект... А с тебя должок, Паша, не забудь. Ну все, пока.

Игнатьев положил трубку.

Его заинтриговала эта история с пассажиром. Кто он, этот человек, который под видом бойца спецподразделения вышел из самолета? Держался он солидно, профессионально. Сойдя с трапа, не юркнул поспешно в служебную машину, а вначале пропустил одного из бойцов, затем уже сел сам.

Вообще, сработали чисто – оттого, что все было донельзя просто. Кто бы ни наблюдал за Радзянским из здания аэровокзала, не допустил бы мысли, что в числе парней из службы безопасности вышел и один из пассажиров.

* * *

Араб появился в начале девятого вечера. Он не стал проверять, есть ли посторонние в доме, – чтобы услышать предстоящий разговор, подойдет даже простенький диктофон, скрытый где-нибудь в комнате. К тому же Лев в любой момент мог прекратить беседу, почувствовав провокацию.

В квартире было чисто. Обои теплых тонов, с которыми гармонировали занавески, крашеный пол. Диван у дальней стены заправлен толстым полосатым пледом. Кресла с деревянными, изрядно поцарапанными подлокотниками стояли рядом с журнальным столиком, на котором лежала кипа газет и журналов, напротив пялился пустым экраном телевизор. «Стенка» под дуб заполнена книгами и хрусталем.

Сейчас занавески были распахнуты, створка окна, за которым просматривался обычный, ничем не примечательный двор, открыта.

Олег в общем-то не удивился приходу Араба. Он слышал, на что способен бывший разведчик, именно поэтому и пригласил сюда. Без уверенности в Радзянского мог бы и не начинать того короткого разговора во время свидания Араба с дочерью.

И вот он здесь, каким-то образом обманувший охранников. А ведь Руслан уверен, что наемник улетел в Москву.

– Выпьете? – спросил Олег, предлагая гостю место за круглым столом. Он невольно затягивал время, думая, что, возможно, совершает ошибку. В руках он держал бутылку имбирного бенедиктина, который Людмила берегла к дню своего рождения. – Отличный ликер.

– Последнее время я предпочитаю паршивые напитки, – отозвался Лев, присаживаясь. Глянув на пожавшего плечами собеседника, поставившего бутылку, все же согласился: – Налейте чуть-чуть.

Олег дунул в стакан и плеснул туда ликера. Спохватившись, круговым движением покачал стакан, споласкивая, и выплеснул янтарную жидкость в окно. Если б только видела Грязнова, как обращаются с дорогим напитком, так бережно хранившимся в шкафу.

Олег снова взялся за бутылку, в этот раз налил и себе.

– Как Лена? – устало осведомился Радзянский.

– Нормально. Когда уезжал, настроение у нее было хорошее.

– Надеюсь, тот словоохотливый парень внял вашему совету и перестанет докучать девушке.

– Вы о чем?.. – не сразу сообразил Олег. – А, это про Чистякова, что ли? Нет, с ним проблем не возникнет.

– Так это и есть тот самый Леша Чистяков?.. Ну-ну.

– Откуда вы его знаете?

– От одной старой знакомой. Но это неважно. Это ваша квартира? – Радзянский демонстративно повел головой. – Спрашиваю не из праздного любопытства.

– Нет, моей жены.

– Это не одно и то же?

– Бывшей жены, – поправился Олег.

– Понятно. – Лев пригубил напиток и отставил стакан в сторону.

– Мы с вами уже виделись – в отеле, помните?

– Я многое помню – первую любовь, первый поцелуй, первый синяк под глазом... У меня мало времени, ближе к делу.

«Давай!» – скомандовал себе Олег, решив начать с главного.

– Вы знаете человека по имени Василий Ефимович?

– Возможно, – кивнув, ответил Радзянский. Как и в случае с Пугалом – когда тот, делая Льву предложение «понизить в должности» одного из своих друзей, не сказал ничего конкретного, но в то же время слишком много, – так и в вопросе этого парня четко просматривалась схожая неопределенность. Неужели все может повториться?

В его жизни был только один человек по имени Василий Ефимович, а Скачков имел в виду именно Шерстнева, сомневаться в этом не приходилось.