– Раульт, мы с тобой уже беседовали об этом, – сказал брат Свечка. – Но объясни, пожалуйста, свою точку зрения, чтобы гости тоже поняли ход твоей мысли.

Оказавшись в центре всеобщего внимания, Раульт Арчимбо смутился.

– Отправив посольство в Брот, – запинаясь, объяснил он, – Тормонд ослабит Коннек.

– Продолжай, – ободрил его монах. – Каким образом?

– Ну, Тормонд будто этим самым признает, что патриарх имеет право вмешиваться в наши дела. Плохое начало. К тому же в каком свете это выставит патриарха в Вискесменте? А ведь он-то как раз законный патриарх, так ведь?

– Выставить этого человека в невыгодном свете – не слишком сложная задача, – вздохнул Свечка. – Пусть поднимут руки те из вас, кому известно, кто такой антипатриарх? Вот видите, братья и сестры, это Непорочный Второй. А узнали вы о нем, скорее всего, потому, что его пытались убить прошлой весной.

– Он просто жалок, – вздохнул Раульт.

– Да. И этот человек должен быть нашим патриархом – патриархом, который говорит от лица всех чалдарян – арианистов, антастов, епископальных и восточных чалдарян, шейкеров и мейсалян. – (Большинство мейсалян считало себя добропорядочными чалдарянами в антастском духе.) – Патриархом, который должен не дать пяти кланам Брота доить церковь словно дойную корову.

– Не понимаю, – вмешалась мадам Арчимбо (ищущие свет считали женщин равными мужчинам, им дозволялось свободно говорить), – почему герцог идет наперекор своим советникам. Получается какая-то бессмыслица. Почему они всё ему не объяснили?

– Объяснили, – кивнул брат Свечка. – Много раз. Как-то я был при том: Тормонд выслушал все и сказал, что понял. Но те из вас, кто растил собственных детей, знают: нельзя объяснить человеку то, что он не желает понимать.

– Может, он просто сошел с ума? – спросил пекарь по имени Скарре.

– Наверное, это все происки Ночи, – тоненьким голоском предположил кто-то.

– Или бог, которому поклоняется Безупречный, помутил его рассудок, – предположил Раульт. – Может, епископальный бог о нас того же мнения, что и Безупречный.

Это была шутка, но восприняли ее довольно серьезно.

– Мне нужно встретиться с епископом Лекро и узнать его мнение, – сказал Свечка.

– Невероятно, – прошептал кто-то.

– Вмешаются ли приближенные Тормонда? – спросила мадам Арчимбо. – Брат, вы говорили, при дворе у герцога нет приспешников Брота.

– Если и есть, то не много. Но люди герцога верны ему и помнят о чести. Если они поймут, что переубеждать его бесполезно, то выполнят приказ.

– А что сделает граф Реймон? – спросил кто-то.

– Важный вопрос. Но на него может ответить лишь сам граф. Своего отвращения он не скрывает.

– Реймон молод, – заметила жена кожевника. – А молодые бросаются в омут с головой.

Принципы мейсальской веры близки были в основном тем, кто распрощался с переменчивой молодостью.

Хозяйская дочка Кедла подала брату Свечке кубок с вином. Девушка очень волновалась и радовалась, что ей разрешили присутствовать на важной встрече, но в присутствии совершенного не решалась и рта раскрыть, хотя ей стукнуло тринадцать и она уже считалась женщиной.

Ищущие свет называли себя истинными чалдарянами и учение свое возводили от учения Аарона, Эйса, Лалиты и других отцов-основателей (до того, как их слова извратили последователи вроде Иосифа Алегианта и его приспешников). Бог арианистов и пришедших им на смену епископальных чалдарян, как считали мейсаляне, на самом деле ворог, которого и обличали отцы-основатели.

Ворог скрывался среди Орудий Ночи и сеял бесчисленную ложь. Распутать клубок сплетенной им лжи не мог никто, потому что на смену одной неправде тут же являлась другая.

Брат Свечка чуть спокойнее откинулся в кресле. Разговор постепенно перешел к теме реинкарнации – это понятие хоть и пришло с востока, но успело просочиться в мейсальскую веру.

Собравшихся в доме кожевника мейсалян интересовали нравственные аспекты реинкарнации. Кто-то думал, что перерождение помогает тем, кто грешил при жизни, и с его помощью можно исправиться.

Брат Свечка и сам еще не решил, что думает по этому поводу, но идея казалась ему отрадной. Хорошо получить второй шанс и возможность все исправить. Так и вращается великое колесо жизни.

Мадам Скарре спросила, должны ли ищущие свет давать отпор, если на них нападают?

– Конечно. Это один из способов противостоять злу. Если мы не дадим отпор, то этим будем потворствовать злу.

Все, кто сидел в доме Арчимбо, затаили дыхание: вот сейчас великий мейсалянский мыслитель изречет истину.

– И это всё, – разочаровал их монах. – Такова правда. Что именно делать – всегда неясно. Нет на свете абсолютно правильного, но зато есть абсолютно неправильное, а его трудно узнать. Оно предстает перед нами в огромном количестве разных форм.

– Что это значит, брат? – спросил пекарь.

– Мы рабы здравого смысла, – начал нараспев Свечка. – Здравый смысл победит любые доводы наших врагов. Правота утечет сквозь их пальцы, подобно воде. И останутся только эмоции. Наша слабость в том, что мы не видим правоты, когда нас направляют эмоции и мечты. И становимся такими же жертвами Орудий Ночи, как и те, кого порицаем за неразумность.

Монах боялся, что ему не удалось выразить мысль так, чтобы все ее поняли. Даже ему не под силу было понять истинную природу взаимоотношений между человеком и Орудиями Ночи.

Каждая вера создавала свои собственные моральные принципы и неустанно остерегала последователей, вкладывая в уста богов призывы к добродетели. Но Свечка еще ни разу не видел ни одного подтверждения тому, что Орудия Ночи сами исповедуют хоть какую-то мораль, проповедуют зло или добро. Подобно земле, ветру, воде и огню, они просто были. И подобно самой жизни, желали.

Добро и зло придумали люди, и люди же насаждали эти понятия своими верованиями или же силой и волшебством.

«Трудно быть духовным наставником, – думал брат Свечка. – В мире так мало абсолютных истин, которые могли бы послужить маяком».

– Если мы, ищущие свет, и исчезнем с великого полотна истории, – сказал он, – то не потому, что нас победят силой логики и убеждения, а потому, что нас сметут с лица земли оружием и ужасом.

Брат Свечка боялся того, какое будущее может вырасти из дурно пахнущего решения Тормонда вести переговоры с Безупречным V. Бротский патриарх совсем не походил на простодушного и желающего всем добра герцога.

Может быть, Гонарио Бенедокто – розыгрыш, устроенный Орудиями Ночи? Боги в некоторых религиях, судя по легендам, ради собственного развлечения были способны еще и не на такое.

Брот в преддверии войны

В Броте царил настоящий хаос. Поприветствовать принципата Донето не вышли ни патриарх, ни представители коллегии. Немногочисленные силы Безупречного отчаянно пытались сохранить порядок, но получалось у них не лучше, чем у трехногого кота в забитом мышами чулане.