Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Он узнал… Позже. В свой первый приезд сюда.
— Хорошо.
Кивает, сжимая пальцы.
Ох. Кажется, и челюсть Санникова сегодня пострадает!
Она уходит. Недоверчиво оборачиваясь на меня снова и снова. А я так и сижу на коленях на бетонном полу. Сдвинуться не могу с этого места. Где я только что чуть ее не потерял.
Медленно поднимаюсь, когда даже эхо ее шагов стихает.
Подхожу к Рафу, которого мы все эти годы считали другом. Доверяли, как самим себе.
Смачно пинаю еще теплый труп ногой. Сука. Не такой смерти заслужил предатель. Далеко не такой.
Да и не мог он провернуть все это в одиночку. Каждый шаг наш наперед знал. Регину в доме Грача держал. И все же…
Это шакал. Реальная падаль, которая лизала задницу и ненавидела. Как все слабаки. Ни хера он сам на такое бы не решился. За ним кто-то стоял. Кто-то довольно сильный. Кто давно рассмотрел в Рафе гниль, которой мы не замечали. Кто сумел ею воспользоваться и убедить дурачка, что власть и правда будет принадлежать ему.
Только вот ни один слабак на свете никогда власти не удержит.
Его руками собирались только всю грязную работу сделать, а после бросили бы Рафа подыхать.
Даша права. Никогда эта война не кончится. Она будет длиться вечно.
Две чаши весов.
Жизнь, к которой я привык и любимая женщина. Жизнь, о которой мечтал так давно, что уже и не помню. О которой понятия не имею, потому что никогда не пробовал. Если решать, то только теперь. Пока я и так для всех мертв, кроме своих. Другого шанса, возможно, не выпадет.
Готов ли я?
Отказаться от всего и стать обычным человеком?
Я сам не знаю.
Но за ее дыхание я способен кожу сам с себя содрать.
— Морок, — набираю неизменного друга. — Тут у меня был гость. Правда, он уже не разговорчив.
— Я понял тебя. Скоро будем.
— И… Привези с собой взрывчатку, брат.
Я решил.
Да и был ли у меня на самом деле выбор?
На следующий день вся пресса орала о том, как бывшая любовница, а ныне жена Стаса Санникова вместе с сыном взорвалась в доме бывшего любовника, Влада Северова. А мы с Дашей и с сыном уже уплывали отсюда, мерно покачиваясь на волнах, несущих нас в совершенно новую жизнь. С другими именами и документами, которые Стас успел выправить за рекордные сроки. В полную неизвестность.
Неизменным осталось только одно.
То, как мы смотрим друг на друга, не отрываясь.
И сердце разрывается от счастья.
И не нужно никаких слов.
Только я, она и наш сын.
Реальность, которая казалась невозможной.
Оставляя все прошлое там, за спиной. Позволяя догорать ему в тлеющих после взрыва остатках моего роскошного дома.
— Влаааааад! Мы так и будем жить на необитаемом острове?
Она лежит в моих руках. На моей горячей от солнца груди. Наш сын мирно спит в домике. Единственном прохладном на этом острове месте.
Я видел его. Тогда, когда он родился. Но оказавшись близко, просто онемел.
Долго всматривался в миниатюрные черточки. Чувствуя, что захлебываюсь. Как чуть ли не горлом идет крик и разрыв. Судорожно рванул на себя Дашу. Прижимая к себе. Зацеловывая. Всех слов на свете не хватит, чтобы передать это чувство таинства.
— Спасибо. Спасибо тебе.
Да. Я стоял перед ней на коленях. Покрывая поцелуями всю мою девочку. Мою женщину. Живот, руки, колени, пальчики ног. Всю. Насквозь.
И, блядь, то самое пекучее в глазах, таки прорвалось. Но я не стыжусь своих первых в жизни взрослых слез.
— Моя единственная. Моя родная. Вы мои родные…
Это осознание части себя меня накрыло с головой.
Даша пыталась вырвать из рук сына, но я отдал только на третьи сутки. Так и приходилось ей кормить на моих руках.
А я задыхался. Не веря, что это счастье мне не снится. Любимая, до боли любимая женщина и наш сын. Это пиздец, какое запределье. Крышу сносит намертво.
— Что, Дашааааа? Передумала жить с нищим туземцем и носить одну набедренную повязку?
Да. У меня на острове оооочень строгий дресскод.
И пока наш сын еще маленький и ничего не понимает, я не собираюсь его послаблять. Мне нравится срывать этот клочок одежды со своей женщины везде, где я захочу. Под пальмами. В каждом уголке нашего немаленького дома. Припирать к стене и наклонять, слушая, как возмущения о моей разнузданности переходят в сладкие стоны. А после она сама обвивает мои бедра ногами. И тогда я вбиваюсь в нее уже по-настоящему.
Правда, меня слегка смущает, что не один я пожираю Дашину грудь глазами. Сын в этом смысле ни хрена от меня не отстает. Маленький прожорливый конкурент.
Я продлил бы это время на целую вечность, если бы мог.
— Влааааад, — царапает мою шею, лениво разваливаясь на мне с ногами.
— Скоро и набедренных повязок не останется. Ты за три дня их разорвал штук сто на мне! Я скоро ходить не смогу от твоего напора!
— Я тебя пугаю, малыш?
Хохочу, переворачивая Дашу на спину. Нависаю над ней, захватывая губами уже заострившийся, как камушек сосок.
Сладкая моя. Какая же ты податливая. Какая чувственная. Блядь, я бы не выходил из тебя сутками напролет.
Раздвигаю пальцами ее складочки, преодолевая сопротивление тут же сжавшихся ног.
Пусть сопротивляется. Я — то чувствую, какая она уже там мокрая…
— Да… Пугаешь…
Черт, она покрывается румянцем, а у меня срывает крышу.
— И это правильно, — дергаю ноги в стороны.
Прижимаю пальцами клитор, ловя ее судорожный вдох.
Сладкая моя. Моя. Единственная навсегда. Навечно.
— Такова обычная жизнь дикарей, Дааааша, — толкаюсь в нее на полную мощность. Дурею от того, как ее складочки податливо раздвигаются, подчиняясь моей страсти. — Свою женщину я буду брать где хочу, — прикусываю ее сосок, чуть оттягивая его и тут же зацеловываю. — И когда хочу, — скольжу языком по губам, войдя на максимум, до основания и замирая, медленно двигаясь внутри нее по кругу. Растягивая и наслаждаясь мучительно сдерживаемым желанием двигаться быстро и яростно.
Мы можем себе позволить смаковать. Не спешить. Наслаждаться. У нас теперь не миг. У нас вся жизнь впереди.
— И ходить тебе совсем не обязательно, — начинаю толкаться. Медленно. Осторожно. Стиснув зубы. Кайфуя от ее недовольного, нетерпеливого стона. От пальцев, что уже зарылись мне в волосы. И ног, которые уже обвились вокруг моих ягодиц. Подталкивает пяточками. Комкает ногтями кожу на плечах. Нетерпеливая моя сладкая страстная девочка. Нееееет. Я растяну это сладкую пытку. Дождусь, ока ты будешь умолять…