Желая все же завершить этот спор, Уилбур закончил письмо так: «Если можно сделать что-то для того, чтобы исправить положение ко взаимному удовлетворению, то мы, со своей стороны, приложим все усилия. Мы очень переживаем из-за этого … Мы не желаем ссоры с человеком, по отношению к которому должны испытывать чувство благодарности».

В течение почти трех месяцев никакой реакции со стороны Шанюта не последовало, и Уилбур написал ему снова: «У нас с братом нет привычки водить близкую дружбу со многими, но при этом мы не разбрасываемся друзьями…

На этот раз Шанют ответил через несколько дней. Он написал, что письмо Уилбура было лестно для него, что он плохо себя чувствовал и сейчас уплывает в Европу. «Я надеюсь, что после моего возвращения мы сможем возобновить наши прежние отношения».

За исключением одной недели в феврале зима в Дейтоне выдалась необычайно мягкой. Епископ Райт записал в своем дневнике, что 16 февраля выпало больше 30 сантиметров снега. День 18 февраля тоже был «очень снежным». Но на следующий день началась «сильная оттепель», и он провел время за сбиванием сосулек с крыши. А с приходом первой недели марта снег сошел. Один «ясный, мягкий день» сменялся другим. В его дневнике записано: «великолепная погода», «прекрасная погода», «весенняя погода», «превосходнейшая погода» и так вплоть до апреля.

Дейтонский район Уэст-Сайд, Хоторн-стрит и участок Райтов выглядели так же, как обычно перед приходом весны. Исчезли флаги с прошлогоднего торжества в честь возвращения братьев и Кэтрин домой, ленты и японские фонарики. Все остальное было как прежде. Мастерская на 3-й Западной улице и вид из окна междугороднего трамвая по пути к «Симмс стейшн» и Хаффман-Прейри тоже не изменились.

Точно так же не изменились и сами братья Райт. Несмотря на все, что они повидали и сделали, несмотря на обрушившуюся на них громкую славу, не было никаких признаков того, что все это как-то повлияло на них или хотя бы вскружило им голову. Не было хвастовства, самодовольства, чересчур высокого мнения о себе, и это восхищало всех почти так же, как их феноменальные достижения. Один журналист написал о них: «Они все те же "ребята с нашего двора"». Кэтрин, несмотря на все ее путешествия и внимание, которое она привлекала, тоже, казалось, осталась прежней.

Если у братьев и был повод для волнения или раздражения, то он был связан с судебной тяжбой против «Кертисс компани». Но они были уверены в своей правоте и пользовались поддержкой в прессе и в целом по стране. Как написала «Нью-Йорк таймс», «очень важное обстоятельство заключается в том, что, до тех пор пока Райты не добились успеха, все попытки полетов на аппаратах тяжелее воздуха заканчивались оглушительными провалами, а когда они продемонстрировали, что полеты возможны, стало казаться, что на это способен каждый».

Утверждение, будто патенты братьев Райт замедляют прогресс аэронавтики, тоже не имело успеха. «Настойчивое требование профессора Белла уважать его права не затормозило развитие телефонной связи, – писала "Кристиан сайенс монитор". – А бесконечные тяжбы Томаса Эдисона по поводу защиты его изобретений не привели к тому, чтобы хотя бы одно из них ушло с рынка». Уилбуру и Орвиллу было известно лучше, чем кому-либо, что если есть кто-то, у кого каждый этап эволюции идеи зафиксирован на бумаге или на фотографиях, то это как раз они.

Среда 25 мая 1910 года выдалась в Дейтоне «прекрасным днем», как записал в своем дневнике епископ Райт. Это был также очень важный день для всей семьи.

Братья пригласили аэроклуб Дейтона, а также друзей, соседей и всех, кому это интересно, приехать в Хаффман-Прейри понаблюдать за полетами Орвилла. Толпа собравшихся насчитывала от двух до трех тысяч человек. Вагоны междугороднего трамвая были переполнены. Автомобили выстроились вдоль дороги у летного поля, где развернули свои киоски продавцы мороженого и сэндвичей.

Как писали позже, Орвилл летал на своей машине так, что зрители стояли, затаив дыхание. «Он только что стоял на земле и вдруг, в следующую секунду, уже таял в воздухе». Он делал «самые удивительные» восьмерки, виражи и развороты. Самым поразительным для всех было то, что он летал на невероятной высоте 830 метров. И все Райты – епископ, Уилбур, Кэтрин, Рейчлин, Лорин с женой и детьми – находились тут же и видели доказательство гениальных достижений братьев на родной земле перед родными зрителями.

За все годы совместной работы Уилбур и Орвилл ни разу не летали вместе, решив, что если что-то пойдет не так и один из них погибнет, то оставшийся в живых сможет продолжить работу. Но в этот день в Хаффман-Прейри они совершили первый полет на своей машине вдвоем. Управлял самолетом Орвилл.

Многие тогда решили, что своим поступком братья хотели сказать, что достигли всего, чего хотели, и поэтому более не видели причин откладывать на потом удовольствие и волнение от совместного полета.

Из членов семьи, проживавших в доме 7 по Хоторн-стрит, не летал только епископ Райт. Впрочем, на тот момент еще ни один человек его возраста не поднимался в воздух. Он был с братьями с самого начала, помогал им как мог, никогда не терял веру в них и в их устремления. И сейчас этот 82-летний старик пробрался через восторженную толпу к месту старта, и Орвилл не колеблясь предложил ему лететь.

Они поднялись в воздух и целых шесть минут летали над Хаффман-Прейри на высоте 107 метров, а епископ только повторял: «Выше, Орвилл, выше!»