Доминик задумчиво нахмурилась. Я отвернулась, чтобы скрыть улыбку. Даже сейчас, в такой вот непростой момент, меня очень смешила эта пухляшка в плаще и кепке. Где она их только взяла?

Доминик подумала и сказала, что видела высокого дядьку в желтой куртке, который как раз отходил от нашего дома, когда к нему подошла мадам.

Доминик в это время следила за мадам и пряталась за деревьями.

– Наш бандит, – сказала я Нике мрачно, – а все ты со своими крабами! Вернулись бы сразу домой, ничего бы не случилось!

– Еще неизвестно. Кто знает, что бы случилось, если бы он нас в комнате застал, – ответила Ника.

Снизу послышался голос мадам, и Доминик умчалась следить дальше.

– Будем надеяться, что он не догнал Грея, – сказала Ника.

– Раз обыскал нас – не догнал, – сказала я, поднимая с пола одеяла и футболки. – Да и как его догонишь? Ты же видела, как они несутся.

Мы стали молча убираться.

– Твой Грей не выходит у меня из головы, – призналась Ника, выстроив на трельяже ровным строем свои флакончики.

– У меня тоже… Я даже думаю…

– Привет, девчонки! – послышалось из окна.

– Грей! – крикнули мы хором и бросились раскрывать раму.

Потом втащили Грея. Руки у него были холодные, но он довольно улыбался:

– Сегодня побывал на лучших спотах Парижа, – сообщил он.

– Спот – это где практикуют паркур? – спросила я.

Он кивнул и присвистнул:

– Ну и порядок у вас тут, загляденье просто. Всегда думал, что девушки гораздо аккуратнее парней.

Он бросил выразительный взгляд на розовое пятно на моей толстовке, оставшееся на память от схватки с крабом.

– Когда вы успели-то? Я заходил час назад, у вас чисто было.

– Заходил? – повторила я.

– Ну да. Телефон положил на тумбочку.

Мы втроем повернули головы. Телефона на тумбочке не было.

– Конец, – сказала я.

Ника села на кровать.

– У нас есть рисунок, – сказала она.

– Кто поверит в рисунок, – уныло сказала я, садясь рядом, – мало ли что рисуют подростки.

– Так что с телефоном? – спросил Грей: – Его украли?

– Да… У нас тут такая, знаешь, заварушка образовалась, – начала я, но Грей как-то странно дернул головой и направился к выходу.

– Извини, я не понял насчет телефона. Ты не сказала, что его надо было отдать в руки.

– Дело не в телефоне, а скорее в завару…

– Мне пора, – перебил он, – извините, опаздываю на поезд. Уезжаю на два дня в Лисс. На тренировку.

– А где это – Лисс? – опешила я.

– На севере Франции. Там есть парк для скалолазания. Можно там паркуром заниматься, – он проговорил это скороговоркой и быстро выскочил из комнаты.

– Что я такого сказала? – спросила я у Ники.

Она пожала плечами. Подняла последние вещи, налила себе соку и со стаканом подошла к окну. Там как раз со свистом проносился мимо очередной поезд.

– А вот и он, – сказала Ника, отпивая сок.

– Грей?

– Нет. Твой друг в желтой куртке.

Она отступила в центр комнаты.

– Видел тебя?

– Нет.

– Мне что-то страшно, – призналась я. – А если он решит нас как свидетелей – того…

– Надо попросить Грея об одолжении.

– По-моему, он не хочет делать нам одолжений.

– Он вздрогнул при слове «заварушка», – напомнила Ника, – так что постарайся, не употребляя этого слова, упросить его позволить нам ночевать в его комнате.

– А мне опять нужен твой телефон, – вздохнула я, – сказать папе, что свой я безвозвратно потеряла.

Ночью нас разбудил крик. Гневный, возмущенный.

Мы вылетели на лестницу и застыли. В гостиной ярким победным светом горела огромная хрустальная люстра. Посреди гостиной стояла мадам. Ее черное пальто было расстегнуто, под ним виднелся зеленый, переливающийся, как змеиная кожа, костюм – юбка и пиджак. На голове – черная шляпка, на ногах – колготы в сеточку, но главное, в руках она сжимала ружье! Самое настоящее!

И что-то кричала по-французски в дверь, повернувшись к нам спиной. За спинкой дивана я заметила скорчившуюся Доминик. Она прижимала ко рту палец.

Наконец мадам замолчала и повернулась к нам.

– Are you ok?[91]– коротко спросила она.

Мы кивнули.

– Robbery[92], – пояснила она нам.

Она положила ружье на стол, сняла шляпку, бросила ее на диван, за которым пряталась Доминик. Подошла к клетке с попугаем. Открыла дверцы и, сунув в клетку руку, провела пальцем по крылу попугая. Потом вытащила руку, захлопнула дверцу. Села за свой стол. Закурила. Снова глянула на нас и бросила:

– Go to sleep![93]

Мы вернулись в комнату Грея и сели на кровать. Ни о каком сне, конечно, речь не шла. Свет тоже было страшновато зажигать. Ника включила в телефоне режим постоянной подсветки. Сам телефон она поставила заряжаться – подсветка съедает кучу энергии.

Так мы и сидели, освещаемые зеленоватым светом с экрана.

Вскоре поскреблась Доминик. Она вкатилась в комнату, пугливо оглядываясь, плюхнулась рядом со мной и рассказала с дрожью в голосе, что сегодня слежка за мадам чуть не довела ее до нервного приступа.

Мадам ходила на кладбище. Она постояла у одной могилы, потом положила на нее какую-то бумажку, и перешла к другой, неподалеку.

Тоже положила бумажку. А потом вышла на центральную аллею и пошла к выходу. В это время Доминик переписала имена. Я посветила телефоном на бумажку и прочла: «Ксавье Арно» и «Луи Пуарэ». Я предположила, что это те двое, с фотографий в гостиной, и Доминик кивнула, добавив, что завтра собирается в библиотеку возле сада Люксембург, чтобы уточнить, кто они такие.

– What’s about robbery?[94]– нетерпеливо спросила Ника, но американка знала очень мало. Когда они с мадам вернулись к домику после кладбища, то из замка на калитке торчала проволока, дверь в домик распахнута, хотя мадам ее запирала. Мы с Никой переглянулись. Желтая Куртка или охранник проникли в дом! Какое счастье, что мы ночевали у Грея!