Работая над данным разделом, автор порой был вынужден отвечать на странные, порой парадоксальные вопросы со стороны своих друзей и знакомых. Например, если японцы совершали сэппуку по таким разным поводам, то не было ли среди этих всех мотивов чего-то вовсе странного и экстраординарного даже для японца (не говоря об озадаченных таким обилием мотиваций европейцах). Например, «победного сэппуку», в смысле – от полноты чувств после триумфа? Как ни странно, этот вопрос не столь абсурден, как казалось бы. Так, близким к чему-то подобному являются сэппуку некоторых мастеров боевых искусств, кончавших с собой, дабы не чувствовать неизбежного упадка сил в годы старости. Смысл этого акта – уйти, пребывая в состоянии своего, как говорили греки, «акмэ» – жизненного пика, расцвета. Возможно, как отмечают некоторые биографы, что-то подобное испытывал и Мисима Юкио, этот талантливейший «очарованный смертью демон» (так переводится его псевдоним «Ми-си-ма») японской литературы, хотя формально его сэппуку было исполнено как канси – дабы «разбудить дух нации». Великий творец собственного мифа, Мисима в частных разговорах испытывал явный дискомфорт от мысли, что он может быть жив в неподобающем для истинного японского героя возрасте 45 лет – большинство любимцев японской нации ушли из этого мира молодыми и прекрасными, вызывая острое чувство «печального очарования вещей»…

Интересным моментом были успешные попытки эстетизации сэппуку и всего с ним связанного. Здесь явно проглядывает влияние буддизма и особенно дзэн, ведь в синто смерть (любая, но особенно с пролитием крови) по своей природе отнюдь не прекрасна. Здесь можно указать на тенденцию (достаточно позднюю) к обставлению сэппуку различными дополнительными ритуалами – чистые белоснежные циновки, белые ширмы вокруг (белый в Японии цвет не только чистоты, но и смерти), перенесение места действия в цветущий сад и т. д. В этом же смысловом ряду стоит и обычай пить последнюю чарку сакэ, беседуя на отвлеченные темы, а также писать последнее предсмертное стихотворение – называлось оно дзисэй и представляло собой танка, а позднее хокку. Оно, как и всякое японское стихотворение, кроме вполне очевидного, могло содержать разные смысловые пласты. Этим очевидным должна была быть отнюдь не тема собственно смерти, а, скорее, некий ее симбиоз с условным пейзажным моментом, хотя нередко это правило все же нарушалось. Следующие два хокку – из числа этих самых «последних строф» (автор второго из них – один из легендарных 47 ронинов Катаока Такафусу).

Японец или даже человек, неплохо знакомый с японской культурой, увидит в обоих стихотворениях образ смерти, ассоциируемой с ветром, уносящим прочь листья, цветы сакуры или сливы и т. д. Кроме того, в оригинале первого хокку использован тот самый японский глагол кири – «резать», что и в прочтении «харакири».

Когда же зародилась традиция совершать сэппуку? Несмотря на цитировавшееся нами выше сообщение из «Харима-но куни фудоки», в глубокой древности (до эпохи Хэйан) сэппуку не было распространено в Японии. Чаще встречались другие способы суицида – самосожжение, утопление, перерезание горла и повешение (над японцами, в отличие от средневековых европейцев, не довлел резко отрицательный образ повесившегося Иуды Искариота, из-за которого эта смерть в Европе считалась позорящей и достойной самых мерзких преступников). Как самурайский обычай сэппуку возникло где-то в середине или даже второй половине XII века, во время событий мятежей годов Хогэн (1156 г.) и Хэйдзи (1160 г.), становясь более массовым во время знаменитой междоусобной войны Гэмпэй между кланами Тайра и Минамото. По легендам, первыми видными личностями, совершившими сэппуку, были Минамото Тамэтомо (огромного роста прославленный лучник, дядя знаменитых Ёсицунэ и Ёритомо; покончил с собой в 1170 году) и 74-летний Минамото Ёримаса (в 1180 году), проиграв битву при Удзигава полководцам из рода Тайра. Потеряв всех своих вассалов и изнемогая от ран и усталости, этот достойный воин удалился в близлежащий буддийский храм для совершения сэппуку, начертав на своем боевом веере тэссэне (который служил знаком отличия полководца) следующее, вполне буддийское по смыслу, стихотворение:

Отметим, что иногда (как это было и в случае с Ёримаса) голову совершившего сэппуку прятали (бросали в воду, закапывали) его слуги, чтобы она не стала трофеем врага. Этой же цели служил поджог здания, чтобы затем не дать возможности врагу опознать тело.

В Японии существует значительная иконография, посвященная сэппуку, – особенно много цветных гравюр и картин на тему знаменитых 47 ронинов, есть также посвященные Ёсицунэ или Акаси Гидаю (полководец середины XVI века, служивший Ода Нобунага и Акэти Мицухидэ).

Кто имел право на сэппуку? Казалось бы, ответ ясен – самураи-мужчины любого возраста, причем со временем это право стало сильно ограничивать государство. Но в истории Японии есть нечастые случаи совершения сэппуку женщинами (см. выше), а также (более частые) представителями духовенства, торговцами, крестьянами, видимо, в качестве сознательного подражания самурайскому идеалу жизни и смерти. Такие случаи вызывали неоднозначную реакцию современников – от осуждения, смешанного с удивлением (в духе «да как посмели?»), до искреннего восхищения и утверждения чувства национальной исключительности японцев (условно мы это можем передать чем-то вроде: «Вот это да, даже крестьяне совершают сэппуку. Кто бы мог заподозрить у них такие высокие помыслы? Но ведь в конце концов на то мы и Страна Богов!»). Принудительное же сэппуку всегда применялось лишь к привилегированному сословию самураев. Вообще же, пожалуй, стоит согласиться с Нитобэ Инадзо – никакой другой круг Дантового ада не содержит столько японцев, как седьмой (предназначенный для самоубийц), ибо общее число совершивших сэппуку в течение японской истории подсчитать невозможно, но оно должно быть очень велико. Хотя, конечно, истый приверженец дзэн только улыбнулся бы в ответ на такие пассажи…

После реставрации Мэйдзи 1868 года с началом усиленной модернизации и европеизации государственного и общественного строя и уклада жизни официальное применение сэппуку было отменено как «пережиток прошлого», и вместе с тем оно все реже стало совершаться и добровольно. Правда, случаи сэппуку нередко встречались в XX веке (фактически своеобразным ренессансом этого явления стала Вторая мировая война), и каждый такой случай сопровождался скрытым одобрением многих японцев, создавая по отношению к некоторым применившим сэппуку лицам более видного положения ореол славы и величия, как это было, например, с генералом Ноги, и в некоторой, хотя и заметно меньшей, степени – с Мисима Юкио, пока что последним знаменитым японцем, совершившим сэппуку (в 1970 г.).