— Эти решения хочу принимать я, — упрямился Симеон.

— В таком случае какую роль в твоей жизни играет жена? — Лицо Исидоры уже совершенно побледнело, и Козуэй понял, что видит ее в самом яростном приступе гнева.

Симеон всегда представлял себе свою жену этаким полупрозрачным, незаметным существом, какой описывала ему в письмах его мать; эта девушка должна была сидеть в уголке комнаты и вязать кружева — нежные, как лунный свет. Таким девушкам и в голову не придет принимать решения. Они, скорее, предпочтут не выходить из своего угла в комнате и оставаться такими же привлекательными, как пыль.

— Я не знаю, — признался Симеон.

— Зато я знаю! — взорвалась Исидора. — Ты хочешь, чтобы твоя жена была всего лишь ребенком, который открыв рот слушает каждое твое слово. Думаю, ты бы даже предпочел, чтобы она не знала твоего языка. Никак не могу понять, почему ты не женился на какой-нибудь абиссинской леди — да хотя бы на той самой принцессе, о которой ты мне рассказывал.

Симеон почувствовал, как застыло его лицо — всего лишь на короткое мгновение, но Исидора была намного умнее женщин, которых он когда-либо встречал, умнее даже самой принцессы со всеми ее способностями к языкам. Исидора расхохоталась.

— Теперь я понимаю: так оно и было! Ты действительно хотел жениться на женщине, которая даже не говорит на твоем языке. Замечательно! Она могла бы сидеть в уголочке и переводить поэмы, а ты бы тем временем принимал нелепые решения. И она не задавала бы тебе вопросов, потому что даже не понимала бы, чем ты занимаешься!

— А почему ты считаешь, что я принимаю нелепые решения? — спросил Симеон.

Наступила короткая пауза.

— Я причинил тебе хоть какой-то вред? — спокойно продолжал он. — Вытащил из-под тебя стул, забрал у тебя самую необходимую мебель?

— Ты пытаешься превратить меня в некое подобие африканской принцессы и при этом спрашиваешь меня же, почему это я считаю твои решения нелепыми? — парировала Исидора.

— Что ж, это понятно.

Симеон решил, что слышал достаточно. Его подбородок напрягся, но не успел он и рта раскрыть, как Исидора набрала полную грудь воздуха.

— Наш брак никогда не будет действительным, — заявила она. — Никогда!

Он снова попытался заговорить, но она вновь перебила его:

— Мне казалось, что если я смогу помогать тебе, то ты со временем будешь относиться ко мне как к партнеру, — громко проговорила Исидора. — Какой же я была дурой! Для меня важно жить с человеком, который уважает мою точку зрения, хочет быть рядом со мной, который…

Симеон встретил ее взгляд.

— Но ты мне очень нравишься, Исидора.

— Знаешь, мне почти хочется тебе верить, — покачала она головой. — Правда, одновременно я бы хотела, чтобы это не имело для меня никакого значения. Но увы, это не так. Когда-то в те десять лет, которые мы провели врозь, хотя уже должны были стать мужем и женой, я раздумывала, понравишься ли мне ты. Но мне и в голову никогда не приходило, что это я могу не понравиться тебе такой, какая есть. Думаю, во мне говорило тщеславие.

— Ты мне очень нравишься, — повторил он.

Исидора продолжила, словно не услышав его:

— Возможно, это моя вина. Наверное, мне следовало быть более покорной в возрасте шестнадцати лет. Но сейчас слишком поздно об этом говорить. Я не могу перестать быть личностью лишь потому, что тебе нужна жена, которая не говорит по-английски. — Она огляделась по сторонам. — Так почему же ты не женился на принцессе?

— Я был обещан тебе, — ответил Симеон.

— Позволю себе заметить, — язвительно проговорила Исидора, — что ты уже был в ту пору женат. На мне. Но все в порядке. Как сказал нам поверенный, мы вполне можем аннулировать наш брак.

— Нет, не можем, — возразил Симеон. — Мы по-настоящему вступили в брак, так что подтвердили его.

— Но я же не беременна, — сквозь зубы процедила она. — Не беременна!

Симеон едва не спросил ее, откуда ей это известно, но слова застряли у него в горле.

— О! — только и смог выдохнуть он.

— Никто и никогда не должен узнать, что я по глупости — импульсивно, как, без сомнения, скажешь ты, — разделась перед тобой, чтобы добиться хотя бы хиленькой интимности. Уверена, что мой следующий муж будет более понятлив.

— Твой следующий…

Их глаза встретились.

— Ты же не хочешь иметь такую жену, как я, Симеон.

— Я…

Похоже, ему не суждено договаривать начатое, когда они рядом. В ее глазах вспыхнула злоба, как у попавшего в капкан зверя.

— Я не желаю зарабатывать любовь, отказываясь от способности принимать решения, от которых зависит мой образ жизни, — заявила Исидора.

Ну что он мог на это сказать?

— Ты еще найдешь себе подходящую женщину, — промолвила она с усмешкой. — Я бы сказала, что тебе следует обращать внимание на молоденьких девушек. Может быть, твоя мать сможет подыскать тебе подходящую невесту — это куда лучше, чем сочинять всякие истории обо мне. А я уезжаю завтра же утром.

— Что?!

— В Лондон, — продолжила Исидора. — Я сообщу поверенному, что мы начнем процедуру аннулирования брака, а он, надеюсь, сообщит мне, какие основания лучше всего назвать.

— К чему так торопиться? — спросил Симеон, внезапно почувствовав себя разбитым и усталым.

— В этом есть необходимость. Мне уже двадцать три года, — сказала Исидора. — А большинство невест вступает в брак в шестнадцать, Симеон. Мне уже двадцать три! Думаю, ты простишь меня за то, что я так спешу.

Он схватил ее за руку.

— Похоже, ты обезумела!

— Без сомнения! — вырвалось у нее. — Поскольку я не понимаю, почему мне не пришло в голову аннулировать наш брак уже несколько лет назад.

— Ты моя!

— Только не веди себя так, будто я принцесса из пустыни, на которую ты можешь кричать. — Исидора вырвала у него руку.

— Ты и я…

— Не существует никаких «ты и я»!

— Прошлой ночью ты так не думала, — напомнил Симеон.

— Ни один из нас до последнего времени не знал, что такое — заниматься любовью, — закатывая глаза, сказала Исидора. — Хорошо, что мы научились быть вместе и делить удовольствие, только давай не будем делать вид, что в этом было что-то невероятное, ладно? Думаю, в следующий раз все будет еще лучше.

В следующий раз? В следующий раз? В душе Симеона раздался дикий вопль, который перепугал бы Исидору, услышь она его. Он почувствовал, что скалит зубы, как какое-то дикое животное. Она даже не понимает, что было между ними, черт возьми! Не понимает!

— Почему ты так торопишься уехать? — спросил он. — Мне кажется, тебе не нравятся те чувства, которые ты ко мне испытываешь.