6 июня. Ночь провели сносно. Мы, трое молодых: Саша, Виктор и я — спали в полностью засыпанной снегом КАПШ-2. Зажгли неизменный керогаз, но скоро вынуждены были потушить: от газа разболелись головы и начало лить со стен. Ночью поднялась пурга. Под вентилятором в палатке за ночь вырос симпатичный «монах».

Утром пришли, точнее, приползли гости: Аралов и Кричак, они спали в нашей постоянной палатке. Аралов жалуется: страшно замерз ночью, температура в палатке минус 20 градусов.

Дело в том, что прилетевшие прибыли без опальных мешков. У нас было лишних два мешка. Аралову же достался лишь гюнтеровский вкладыш.

Гости пришли, не закрыв за собой входного люка: боялись, что засыплет и все окажутся замурованными. Пока они сидели у нас, пурга делала свое дело.

Дело в том, что выход из палатки — это горизонтальный подснежный туннель длиной около четырех метров, на конце которого вертикальный колодец двухметровой глубины, направленный вверх. Колодец ниже уровня снега перекрывается крышкой. Все это оказалось забито снегом, особенно тяжело пришлось Кричаку: довольно полный, он и в обычных условиях с трудом мог проползти все эти переходы (сечение 0,5x0,5 м), а тут и это сечение уменьшилось.

Пока мы выползали из спальных мешков и одевались, проход все более сужался. Первым полез я. Гамму чувств описывать не берусь, скажу только, что было место и страху. Еле вылез, чуть было не потеряв эту тетрадь. Беда еще в том, что отправился спать без перчаток и все манипуляции проделывал в снегу при минус 26 градусах голыми руками (никак не могу привыкнуть к местному коварству). Когда руки «отходили» в нашей палатке, чуть не варевел.

Следующим шел Санька, он поуже, чем я, но и ему досталось трудно. Замыкал Витя — парень могучего сложения, полярный радист. Он застрял и обратился к нам с жалостными словами: «Не оставьте, двое детей».

Радуясь свободе, мы отогревались в родной КАПШ-1. И когда после обеда решились снова пойти к КАПШ-2 за спальными мешками (ибо не решались второй раз спать там), было поздно. Все это прямоугольное колено было забито снегом, часа полтора длилась наша борьба за спальные мешки. По очереди влезали в колодец и пытались ведром выгребать снег. Но там не согнешься, а главное — пурга усиливалась.

Короче, мы потерпели поражение. Кто прочтет это, пусть не осудит: борьба была не на равных.

Итак, на шестерых — только два спальных мешка. И палатка, в которой и троим было ужасно тесно.

Сейчас ночь. Трое лежат, четвертый кое-как привалился, дремлет. Мы с Санькой сидим. Мне через 20 минут на метеосрок (в час ночи). Да и все равно спать негде.

В общем, мы на положении ожидающих поезда, только наш поезд может прибыть через несколько дней, а быть может, и недель.

9 июня. Вот уже вторые сутки стоят изумительные ночи. Насколько природа здесь бывает свирепа и коварна, настолько же бывает изумительна и величава (но не нежна!).

Днем была чудесная погода, а из Мирного самолет не мог вылететь: порывы ветра до 27 м/сек.

Но мне кажется, завтра последний «дригальский» день.

10 июня. Ожидания оправдались: мы в Мирном. Встречали радостно и с некоторой завистью; хлебнули Антарктиды.

Да, совершенно понятно; Мирный — это еще не Антарктида.

Наибольший успех выпал на долю моих усов. Таких усов в Мирном нет. Их сравнивают то с китайскими, то еще черт знает с чьими.

Предложили выступить по радио с рассказом о Дригальском. Отказался. Наша радиогазета — ехидная организация, любит подстраивать каверзы. Вместо меня на удочку попался Кричак. После торжественного выступления Оскара Григорьевича была исполнена едкая песенка о его злоключениях на острове. Возможно, и мне была уготована такая же участь.

Английский кружок процветает, в качестве пособия крутят фильмы. Приходят и ни слова не понимающие по-английски.

13 июня. В Мирном настолько привычная и скучная атмосфера, что Дригальский кажется чем-то очень давним.

Все эти дни бездельничал. Только сегодня приступил более или менее тесно к работе: метеорологи попросили наладить актинометрическую установку. Неудобно отказываться, хотя у самого полно работы.

Завтра пойдем вытаскивать трактор. Вчера наши хлопцы вышли из Мирного, чтобы пройтись с гравикой вдоль гляциологических вех. Решено было идти напрямик, через трещины. Ребята прошли, а шедший за ними трактор провалился.

Трещины в Антарктиде — бич. Все поражаются, как это с нашими людьми не было еще несчастных случаев. Бывало, люди проваливались (например, в день нашего отлета на остров начальник электростанции Ягод-кин, идя к себе домой по миллион раз хоженной и езженной дороге, провалился в трещину, но успел ухватиться за край), но как-то им везло: либо попадали на небольшой глубине в расклин, либо (чего практически здесь не делают) шли на связке. Но все, конечно, до поры до времени.

Мирянское радио сообщило, что наш перелет с острова в Мирный — самый поздний авиационный перелет в истории Антарктиды.

17 июня. Боюсь повторяться (но что я могу поделать!), уже который день дует. Порывы за 30. Ей-богу, это надоедает. Надоедает бороться с дверью, чтобы войти в свой тамбур (просто сил не хватает открыть ее, проклятую) и пулей влетать в него, дабы не пришибло. Надоедает после двухминутной ходьбы приходить с от» топыренными карманами, плотно набитыми снегом. Надоедает скользить и падать на застругах[48], не видя ничего под ногами, надоедает слышать постоянный свист и вой. Да мало ли чго надоедает в пургу!

Нет, я не скис, ведь через пяток дней будет зимнее солнцестояние (сегодня с этим нас поздравили японцы), и деньки побегут, увеличиваясь, а через неделю мне

стукнет двадцать пять. Да, это, конечно, в некоем роде дата.

Завтра должен выступить с лекцией под громким названием «Атомная энергия и ее использование». Так как мне предоставляется только полчаса, то это будет, безусловно, не лекция, а самые бессовестные выжимки.

Вопрос о составе санно-тракторных поездов все еще не решен, и это меня сильно беспокоит.

18 июня. Пурга чуть поутихла, и мы отправились спасать трактор, провалившийся в трещину. Дорога к нему была сложна и опасна, порой бывало, что снежный мост обрушивался сразу за нами.

Прибыв на место, опутались веревками и начали бродить вокруг трактора, фотографировать. Трещина аховая: провалишься — и конца не достигнешь. Но с веревками работать очень неприятно, и мы сбросили их, несмотря на И., возводившего хулу на нас. Все прекрасно обошлось, хоть трактор пока и поныне там.

Сегодня я ораторствовал. В общем, кажется, получилось не очень плохо. Просто плохо. Не выдержав философии на пальцах, ввалился в квантовое состояние