Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Произошло, наконец, то, что у современного мира не осталось ни одного магического заклинания, которым можно отменить войну. Понятия «демократия» и «прогресс» стали инструментами наживы; понятие «солидарность» – осмеяно; понятие «братство трудящихся» – превратилось в ругательство. Верить больше не во что.
К испуганному миру осталось поднести спичку.
Наша победа
Победа в 1945-м была не окончательной.
Подобно тому как окончание Первой мировой войны не разрешило проблем, из-за которых война началась, так и победа во Второй мировой войне не означает торжества над фашизмом. Теперь уже непонятно, кого победили и кто проиграл. Фашизм не побежден, а значит, та беда, которая стала разрастаться в ХХ веке, не ушла – победа 1945-го была всего лишь промежуточной победой.
Все только начинается.
История не делится на сегодняшнюю и вчерашнюю; история – едина. Сегодня победить вновь будет очень сложно – собрать силы почти нереально. Но победим.
Когда нацисты построили лагерь смерти Аушвиц, то мало кто из заключенных верил, что выйдет на волю: в лагере Аушвиц убили 900 тысяч человек.
Но всех – не убили. Когда 100-я стрелковая дивизия армии Конева подошла к Аушвицу, лагерь уже уничтожали – вместе с узниками, разумеется. По распоряжению РСХА лагеря смерти стирали в пыль и сжигали дотла, чтобы не оставить в истории следов, – вот и этот лагерь уже сжигали.
Оставшихся заключенных нацисты выставили живым щитом – поверх голов умирающих голых людей отстреливались: на вооружении были тяжелые пулеметы и минометы. Генерал Красавин мог подавить оборону Аушвица огнем – вопрос пяти минут. Убили бы и последних заключенных.
Но советские войска не стреляли.
На пулеметы пошли в штыковую.
С Днем Победы.
Умирающее общество взялось обсуждать правомочность религиозного сознания – это то же самое, как если бы умирающий человек стал дебатировать пользу медицины.
Один журналист задал деликатные вопросы атеистам (после шквала упреков атеистов Православной церкви) – и получил ответы: свободным предпринимателям вожатый не требуется. Научное мировоззрение смело аргументы верующего.
Тверд был ответ колумниста газеты. ру: в принятии нравственных решений он ведом не Заветом, но совестью, честью, долгом. В этом списке недурно бы смотрелось упоминание о Большом Белом Кролике, поскольку первичность понятий совести и чести, как и первичность бытия Большого Белого Кролика, – явления одной природы. Прогрессивно говорить так: я руководствуюсь не словом Божьим, но совестью, долгом, честью, Большим Белым Кроликом.
А самым антирелигиозным мне показался ответ раввина, указавшего Панюшкину на то, что православный опыт не дает права говорить от имени монотеистической религии вообще. Иудей призвал православного ограничиться обсуждением епитрахили и веру в свой обряд не генерализировать. Поскольку обрядовые отличия имеются между сектами квакеров и адвентистов седьмого дня – составить представление о смысле монотеистической религии невозможно.
Между тем смысл имеется, он утилитарно прост. Человек состоит не только из жидкости и костей – к телу добавлен интеллект и нравственное сознание, в просторечии именуемое душой.
Точно так же как человек упражняет тело гимнастикой и врачует медикаментами – так человек упражняет свой интеллект учебой, а душу воспитывает нравственными заповедями.
Бывают, конечно, от природы сильные люди, не нуждающиеся в гимнастике, и народный богатырь Иван Повидлов может оказаться сильнее Виталия Кличко, хотя ни разу не поднимал гантели – но вероятность этого исчезающе мала.
Бывают от природы сообразительные люди, которым легко даются правила грамматики и счет, но без соответствующего образования стать Ньютоном или Эйнштейном не получится.
Бывают добрые люди, которым свойственно сострадание, но для таких людей лишнее напоминание о том, что надо всем делиться, – не оскорбительно. Что же обидного в том, чтобы напомнить, что людей надо любить? А вообще, нравственное воспитание необходимо: природному человеку не свойственна доброта, жадность естественнее.
Религия, таким образом, выполняет ту же роль в отношении души человека, какую выполняет медицина в отношении его тела, а образование – в отношении его интеллекта.
Молитва – ровно то же самое, что и утренняя зарядка: просто предназначена для души, а не для тела. Биржевик, проснувшись, бросается к сводкам акций, а верующий читает Отче наш – и, право же, это нисколько не хуже, а, вероятно, гораздо лучше.
Бессмертие имеется – это настолько очевидно, что даже досадно. Очень хочется, чтобы злодейство умерло безвозвратно, но не умирает ничто из содеянного. Тело умирает (вообще говоря, Христос это продемонстрировал наглядно), а дела и память о них остаются. Это и есть бессмертие – хотим мы того или нет. Увы, бессмертен даже Гитлер и его преступления. Злодей находится в аду навсегда – а как именно выглядит ад, это уже вопрос иной. Точно так же праведники остаются навсегда с нами, их положение в нашем сознании можно назвать раем. Впрочем, Данте и Эпистемон (ученик Пантагрюэля) побывали в раю и, вернувшись, рассказали о том, как там устроено: это согласуется с нашими ощущениями – мы ведь ощущаем присутствие умерших. Умершие далеко не ушли от нас, наши отцы и учителя всегда с нами. Философ Федоров написал книгу «Философия общего дела», в которой показал единение всех со всеми, – то, что мы ощущаем иррационально, он представил как общий замысел бытия.
Можно верить обозревателю газеты. ру, который думает, что люди обращаются в компост, а можно верить Данте и Федорову, которые считали, что люди пребывают в мире неизменно.
Что уж говорить о том, что любовь и забота – воплощают наше бессмертие в иных поколениях. Дети – наше бессмертие, но даже те эгоисты, которые живут лишь для себя, – они делают бессмертным свой эгоизм. Эгоизм остается как пример и урок пустой жизни, и в этом отношении эгоизм тоже бессмертен.
Главное же состоит в том, что не существует частной, приватизированной совести; не существует приватизированной чести и индивидуальной нравственности, поскольку совесть, честь и нравственность – понятия общие. Душа – она, конечно, у каждого своя, но одновременно это как бы часть общей души, именно этим своим свойством душа и интересна. Душа – это то, что объединяет, а не то, что разъединяет. В качестве индивидуального владения совесть не стоит и медного гроша – совесть является совестью постольку, поскольку она представляет единство человека с себе подобными. Стыд является стыдом, поскольку это свойство обозначает закон поведения меж людьми, а вообразить наличие приватизированного стыда – невозможно, стыд существует по отношению к другому. Если бы существовало индивидуальное представление о девичьей чести, офицерской чести и чести ученого – то не было бы вовсе семьи, армии, науки – и общества бы не было.