— Хорошо, я все подготовлю…

— Будьте любезны, поторопитесь… — и тут жеуслышала, как Лидия говорит в другую трубку: — Всем начальникам отделов кодиннадцати подойти на совещание к директору банка.

Я положила трубку и задумалась. Вот почему Вася хмурился,Ленка сделала вид, что меня не заметила, а Стасик притащил коробку конфет! Имвсем было неудобно передо мной. И только старая гиена Лидия Петровна, котораяна секретарском месте повидала всякого, ничуть не удивилась вероломствуначальства. Я замещала Ларису Ивановну, и все, да и сама я, честно говоря,думали, что меня и назначат начальником кредитного отдела. Учитывая мой хорошийпослужной список и особые отношения с Антоном Степановичем. Но оказалось, чтоновоиспеченный директор так не считает, у него есть более достойная кандидатура— племянник его бывшей жены. Парень он, кстати, и правда неплохой, и в работесоображает, этого у него не отнимешь.

Однако все же обидно как-то. А хотя почему, собственно,обидно? И какие такие у нас особые отношения с Антоном Степановичем? Нупрятался он у меня в шкафу, ну покупала я ему трусы и продукты, и что из этого?И чего я хочу? Разве я рисковала жизнью, занимаясь расследованием убийстваМеликханова, возилась с Карабасом, определяла его на квартиру и маялась однуночь рядом с ним на кресле-кровати для того, чтобы он отдал мне место ЛарисыИвановны?

Но перед собой-то хитрить не стоит, разумеется, я ожидалаблагодарности. Не материальной, а хоть слово бы сказал доброе — спасибо, мол,Женя за все, вы мне очень помогли, поддержали в трудную минуту. В ресторан быпригласил, что ли, ценный подарок вручил! Зарплата у него теперь стала больше,не обеднел бы…

Не захотел Антон Степанович проявить элементарнуюблагодарность, не нужно это ему. И я ему больше не нужна, как говорится, маврсделал свое дело, мавр может уходить…

Вот именно, мне дают понять, что присутствие мое в банкеболее нежелательно. Что ж, пойдем навстречу пожеланиям трудящихся, напишемзаявление об уходе по собственному желанию.

Сказано — сделано. Написав заявление, я отправилась вприемную директора. Вручу заявление Лидии, она сама передаст, куда нужно.

— Добрый день! — Я постаралась, чтобы голос звучалровно-доброжелательно.

— Ах, это вы? — сухо отозвалась Лидия. —Разве вас вызывали?

— Нет, но я по личному делу.

— Антон Степанович очень занят и по личным вопросампринимает исключительно в конце недели… — теперь голос Лидии спокойноможно было использовать в качестве трута, до того был сух, что воспламенился быот малейшей искры.

— Я не стану беспокоить Антона Степановича такимипустяками, — кротко заметила я, положив на стол Лидии своезаявление, — будьте любезны, отдайте ему, когда он освободится. Всегохорошего.

Я выскочила из приемной и нос к носу столкнулась с майоромСиницыным.

— Что вы здесь делаете? — удивилась я. —Разве дело еще не закрыто?

— С моей стороны да, — он замялся и опустилглаза, — но вас еще, думаю, вызовет следователь… Евгения… Ник… а можно ябуду звать вас просто Женя?

— Ну… если вам так хочется… — милостивосогласилась я, понимая, к чему клонит бравый майор.

— Мне было очень приятно с вами работать… —продолжал он.

— Взаимно, — кивнула я, — так что?

— Вы не могли бы… пойти со мной в театр? — вдругвыпалил майор.

Ой, какой чувствительный милиционер! Можно подумать, что этоне я сохранила до таких лет невинность, а он!

— Думаю, что это можно устроить, — успокоила ямайора Синицына, — созвонимся попозже.

Дальше начались настоящие чудеса. Стасик перехватил меня вкоридоре и пригласил на джазовый концерт. Володя Ничипоренко, которому япередавала дела, был страшно смущен, долго мялся и пригласил меня в кафеотметить его назначение и обсудить наше дальнейшее сотрудничество. Он был такмил, что язык не повернулся сказать ему, что я увольняюсь.

От такого внимания к своей особе я несколько утомилась и,воспользовавшись случаем, отпросилась у Володи домой. А когда я миновалапроходную, простой и незатейливый охранник Вася пригласил меня в кино на новыйбоевик. Ей-богу, я почти согласилась, но отложила наш поход на следующий день.

«Чудеса да и только, — посмеивалась я, не спеша идя поулице, — сговорились они все, что ли? Но вот интересно — они все ждали,когда я перекрашу волосы, чтобы начать за мной ухаживать?»

Ведя мысленно такие речи, я притворялась сама перед собой.Потому что прекрасно знала, в чем дело. Все кругом твердят, что япохорошела, — но не из-за краски же для волос и не из-за новой помады.Исчезли воспоминания, которые мучили меня двадцать лет, в моем прошлом нетбольше ничего ужасного и таинственного. Так что и в будущее я смотрю спокойно.И это, разумеется, немедленно отразилось на моем внешнем виде. Не красавица,конечно, но как гласит народная мудрость: «Не родись красивой…»

Не могу сказать, что я чувствую себя абсолютносчастливой, — все ж таки Антон Степанович сумел подпортить мне настроение.Но на данный момент это не главное.

Солнце отражалось в чисто вымытых окнах и слепило глаза. Вскверике чирикали воробьи. Я загляделась на оливковый летний костюм в витринемагазина и решила, что непременно его куплю завтра. Сестре он явно не налезет —бюст не пройдет, так что я буду носить его сама с радостью.

Я шагнула в сторону и налетела на мужчину в темных очках. Мыздорово стукнулись лбами, его очки слетели, и с изумлением я узнала в мужчинеСашу. Ну да, того самого Сашу, с которым чуть было не случилась у меня великаялюбовь. Я бы назвала его своим первым мужчиной, если бы мы успели хотя бы раззаняться любовью. Но не сложилось, сестра вмешалась и увела моегонесостоявшегося любовника.

— Ты? — Он тоже узнал меня, хотя прошло шесть лети я здорово изменилась. — Неужели это ты, Женя?

Я подтвердила, что он не ошибся, это действительно я,собственной персоной, и, чтобы не разговаривать на улице, Саша потянул меня вкафе.

Первое удивление от встречи прошло, я смогла рассмотретьСашу спокойно.

Он изменился. Похудел, под глазами появились морщинки, кожастала того сероватого оттенка, который бывает у людей, все время находящихся впомещении. Улыбка по-прежнему красила его лицо, но, на мой взгляд, улыбался онредко и как-то… искательно, что ли.

Я тут же мысленно опомнилась и решила, что злопыхаюсовершенно зря — просто годы идут, а раньше я была молода и смотрела на мирсквозь розовые очки.

«Ну уж нет, — тут же возразил внутренний голос, —розовые очки исчезли с твоих глаз в семь лет, и какие же это Сашины годы?Сколько ему — едва за тридцать? Для мужчины это вообще не возраст…»

Одет он был аккуратно, но не то чтобы бедно, а как-тобезлико. Против воли я отметила, что из трех кафе, находящихся рядом, он выбралсам??е дешевое. Это ничего не значит, просто не подумал или вообще не знал обэтом.