их чистым, необработанным вермилионом. Он был у меня в достатке благодаря моему брату Вироне, который в то время уже обосновался в гроте Ла Вольпе и брал щедрое мыто у вермилиан и жителей наших четырех деревень. Не знаю, синьор, как долго это продолжалось, может быть, один месяц, а может и полгода, потому что в пропитанной трупным зловонием и серным смрадом панораме чумы время петляло и кружило без каких-либо перемен.

Скажу вам не таясь, что я обвиняла брата Сальво в утраченной молодости, так как, будучи монахом, сведущим в книгах, заговорах, заклинаниях и всевозможных дьявольских делах, он мог заранее предупредить меня об опасности, которая меня подстерегает. Однако он не заикнулся об этом ни словом. А кроме того он хотел, чтобы я овладела проклятым искусством оживления мертвых, над чем, как вы знаете, ломали голову многие монахи и алхимики, включая моего бывшего любовника, мастера Гильермо. Он извлекал из могил тела каторжников и совершал бесчисленные опыты, желая угодить графу Дезидерио, хотя, как вы знаете, он немногого добился. Мне повезло больше, и Лупе, последний из моих любовников, без труда снабжал меня свежими трупами, прежде чем сам стал жертвой моего мастерства. Нет, не я предала его смерти; как уже говорилось, это сделала кучка наймитов герцога, которые, будьте уверены, ничуть не были лучше его или благороднее. Но пока этого не произошло, сердце Лупе, вопреки всем слухам и обвинениям, скрупулезно собранным вашими собратьями, билось от собственной силы и без всякого демонического искушения склонялось к беззаконию, грабежу и бойне.

Когда же Лупе погиб в придорожной канаве, скуля и моля о пощаде, я отправилась на север, хотя и сама не знала, что ожидала найти в родных краях. Я уже понимала, что мои братья умерли для меня безвозвратно и во всем мире не найдется столько вермилиона, чтобы вернуть их. Если вы хотите знать, я не полезла на Ла Вольпе и не отправила Вироне весточки о моем возвращении с каким-нибудь доброжелательным пастухом или погонщиком мулов, но он все равно должен был услышать о моем приезде, потому что в нашем поселении мало что обходится без его внимания. А позднее, одним безоблачным днем, в Интестини прибыл наш брат Сальво, и время перевернулось. Все снова было, как в тот день, когда мама показала мне дракона, разве что теперь ярмарочным шатром стала вся деревня, называемая Киноварью, вермилиане, их жены, помощники, прислужники, пастухи и батраки играли роли животных, а мой брат Сальво должен был стать драконом, чтобы напомнить им, что на самом деле случилось и о чем так усердно они старались забыть. И потом все произошло именно так, как вы уже знаете, синьор, за исключением того, что меня не было на склонах Сеполькро, когда убили брата Рикельмо, который был и моим братом. Однако я подкинула идею убийства инквизитора своему дяде Ландольфо, а он, хвастливый, самодовольный дурак, послушался без колебаний, так сильно ему хотелось унизить монахов в сандалиях за беды просветленных и разрушение нашей деревни.

Как вы можете догадаться, Ландольфо избрал себе надежных сообщников из числа наиболее закоренелых еретиков и оставшихся в живых старейшин и, сговорившись против монахов, засиживался с ними в потайных дворах, на летних кухнях и у отхожих мест. В сущности, это была кучка кичливых, вредных стариков со впавшей грудью и трясущимися руками, но из-за отсутствия жизненных сил двигала ими ненависть, так что моим самым верным, хотя и неосознанным союзником оказался бедный падре Фелипе, который, опасаясь, чтобы его не обвинили в неумелости и медлительности в поиске ереси, не упускал ни единой возможности колкими словами отругать своих подопечных. Хуже того, желая выслужиться перед Рикельмо, он заставлял несчастных вермилиан публично признавать свои грехи и отрекаться от умерших отцов и дедов. Им приходилось стоять на площади перед храмом и громко выкрикивать самые гнусные семейные тайны, что унижало их куда больше, чем порка у позорного столба, хотя и через это им пришлось пройти, ибо, как известно, грех легче всего смыть свежей кровью. Поэтому Ландольфо в итоге решил расквитаться с вашим собратом, чтобы – в соответствии с подкинутой ему мыслью – посмеяться над ним жестоким образом и расправиться с ним, положив конец всему этому монашескому шутовству.

Вам следует знать, что мой достойный дядя действительно не догадывался, что так усердно вынюхивал инквизитор Рикельмо, и не связывал его рвение с убийством, некогда совершенным на Сеполькро, однако он хотел любой ценой унизить ненавистных монахов, которые хозяйничали в его деревне, уводя вермилиан с пути света. Добрую неделю поливал он отвагу вином и заботливо ее пестовал, и наконец однажды, когда мой брат Сальво отправился на свою привычною прогулку по холмам – ибо только вдали от деревни мог утешать себя воспоминаниями о детских забавах и говорить со мной свободно, – украдкой последовал за ним вместе с отрядом разгневанных односельчан, вооруженных палками, топорами и ножами. И хотя свое оружие они с трудом держали в обессилевших руках, желание опробовать его на монашеской шкуре оказалось сильней. Скорее всего, они не смогли бы догнать его на горной тропе – мешал возраст и выпитое вино, но Сальво знал о погоне и вышел им навстречу.

Он застал их врасплох так же, как иногда утка застает врасплох охотника, вылетая из кустов. Сначала они так испугались, что первой их мыслью было бежать, словно из треснувшей земли перед ними возник злой дух. Но будьте уверены, что в тот вечер в лесу на Сеполькро не было ни демонов, ни колдунов, только дюжина стариков, слабых, иссушенных ненавистью и бесконечными трудами. Возможно, они еще отступили бы, отказавшись от своего жестокого замысла, если бы Сальво не начал издеваться над ними. Он сравнивал их с псоглавцами, с язычниками, которые сожрали святого Калогера, зажарив его некогда на решетке, как свиную тушку, и которые ходили по нашим горам, пока не прибыли сюда настоящие люди, не ввели свои обычаи, не начали выращивать виноград и прививать деревья, разводить рыбу и водить по лугам овец.

Не сомневайтесь, мой брат Сальво с самого начала знал, что его ждет на склоне Сеполькро. Он сам подсказал мне, как связать нашу месть с останками дракона, который много веков назад был заколот святым Калогером, покровителем предателей. Ведь прежде чем Калогер стал верен Создателю и начал преследовать язычников, еретиков и богохульников, он служил правителю псоглавцев и вместе со многими поклонялся драконам, которых позже принялся яростно усмирять. Вы, монахи, предпочитаете об этом не вспоминать