Дон Пабло между тем, вооружившись острым, хорошо отточенным ножом, сделал несколько параллельных надрезов вокруг ствола на определенном расстоянии один от другого, а потом одним продольным paзрезом пересек их под прямым углом; также поступил он и с ветвями. Эта операция была проделана поочередно над всеми деревьями, поваленными Гуапо. Дня через три или четыре кору предстояло удалить со ствола и ветвей, после чего, просушив ее на солнце, следовало перенести в сарай, специально выстроенный для этого возле дома.

Работа шла быстро и весело. Донья Исидора, сидя на поваленном стволе, следила с большим интересом за всем происходившим. Будущее рисовалось ей в самом радужном свете, а настоящее казалось уже не таким мрачным, как раньше.

Леона все время держалась подле Гуапо, и индеец, быстро орудуя своим топором, рассказывал ей всякие истории, одна занимательнее другой.

Леону нечего было делать в этот первый день; ему предстояло выждать, пока подсохнет кора; тогда он сумеет быть полезным, перенося ее на солнце или сопровождая мула, который будет перевозить ее в сарай. Но, так как это был мальчик очень живой, не способный ни минуты сидеть сложа руки, он отправился на лужайку взглянуть, что сталось с ленивцами: он не мог себе представить, чтобы животные, наделенные чувством самосохранения, не были в состоянии вырваться на свободу и пробежать двадцать-тридцать метров, отделявших их от их убежища.

Жалобные крики, которые он услыхал, приближаясь к месту, где Гуапо оставил обоих айев, во всяком случае доказывали, что ленивцы не успели уйти далеко; эти крики с каждой минутой становились все громче и громче. Между тем, айи не издали ни звука, когда Гуапо бросил их: чем же объяснялись эти душераздирающие вопли? Не напал ли на них новый враг? Вскоре Леон заметил обоих зверьков, но не увидел никого подле них. Однако несчастные создания все время в каких-то страшных судорогах катались по земле, испытывая, по-видимому, жесточайшие мучения.

«Вероятно, их ужалила змея», – подумал Леон, крайне удивленный этим зрелищем и не будучи в состоянии объяснить иным образом то, что происходило с ленивцами.

Желая проверить свои предположения, он, соблюдая все необходимые предосторожности, пробрался вдоль опушки до того места, где находились айи. К его величайшему удивлению, судороги и крики мало-помалу затихли, и бедные животные умерли.

Тогда Леону, не обнаружившему поблизости никакой змеи, пришла в голову новая мысль; он решил, что несчастные твари были голодны в тот момент, когда их поймал Гуапо, и наелись какого-нибудь ядовитого растения. Подойдя к трупам ленивцев, он с изумлением остановился в нескольких шагах от них: ему показалось, что вся трава движется вокруг них и что они сами покрыты какой-то движущейся корой.

– А! – воскликнул Леон, догадавшись наконец в чем дело. – Это белые муравьи!

Земля в буквальном смысле слова была покрыта, ими, так же как и трупы обоих животных; муравьи с жадностью разрывали их на мельчайшие части, унося добычу в свои темные убежища.

Леон с дрожью смотрел на это отвратительное зрелище. Он слышал, что термитам достаточно нескольких минут, чтобы растерзать и унести в свои норы труп любого, самого крупного животного. Желая проверить это, но вместе с тем боясь самому стать жертвой этих опасных насекомых, он влез на дерево, ветви которого, расположенные горизонтально, позволяли ему удобно усесться и наблюдать за всем, что происходит внизу.

Вскоре он заметил, что муравьи действовали в строго определенном порядке. В то время как одни правильно построенными колоннами направлялись от трупов к муравейнику, другие, выйдя оттуда такими же сомкнутыми рядами, двигались им навстречу и, взобравшись на трупы, заменяли тех, которые удалялись, нагруженные добычей. Каждый уносил то клочок мяса, то кусочек кожи, покрытый шерстью, причем Леона поразило, что груз размерами и весом значительно превосходил самое насекомое.

Внезапно внимание мальчика, у которого уже закружилась голова от беспрерывного движения муравьев, было привлечено легким шумом, послышавшимся в листве; ветви кустарника заколыхались, и минуту спустя из них показался какой-то странный предмет цилиндрической формы, имевший в длину сантиметров сорок пять.

Никто, в том числе и Леон, не принял бы этот предмет за морду животного, если бы на верхней стороне его не находилась пара блестящих черных глаз и два коротких уха. Мало-помалу из чащи показалось и все туловище животного. Оно было ростом с большого ньюфаундленда104, но резко отличалось от него по форме.

Коричневатая шерсть его была длинна и очень груба; на плечах у него была широкая черная полоса с белой каймою; большой хвост, имевший в длину не меньше метра, покрытый густой шерстью, был приподнят кверху и загибался на спину. Но самой странной особенностью в наружности этого животного была его морда, которую Леон заметил прежде всего. В сравнении с нею морда борзой собаки показалась бы курносой; она была вдвое длиннее и тоньше и заканчивалась крошечным, совершенно беззубым ртом, не более трех сантиметров шириною.

Ноги животного также обращали на себя внимание. Задние были широки и сильны, однако казались короче передних, так как животное во время ходьбы опиралось на всю ступню, подобно медведю и некоторым другим четвероногим, так называемым стопоходящим. Передние лапы были совершенно другого устройства: четыре когтя на каждой из них не были выгнуты вперед, как у кошки или собаки, а вогнуты вовнутрь так, что животное, чтобы не ступать на них, ставило лапы боком, что мешало ему быстро двигаться и сообщало странный характер всей его походке. Когти его, приспособленные для разрывания земли, выпрямляются, когда это нужно, и в таком положении напоминают зубья на граблях.

Леон никогда не видел это странное животное, но он читал о нем в естественной истории и несколько раз встречал его изображение в книгах, поэтому он сразу узнал в нем иуруми, или большого муравьеда. Однако он не мог сообразить, что это за горб у него на спине, которого он ни разу не заметил на рисунках; к тому же пышный приподнятый хвост муравьеда мешал разглядеть этот нарост. Но вот животное, повернув голову назад, стряхнуло концом морды этот горб, и он упал на землю; тут Леон увидал, что это маленький муравьед, как две капли воды похожий на свою мать.

Самка сбросила детеныша у самого муравейника. Освободившись от коши, иуруми приблизился к одной из пирамид, встал на задние ноги и, прислонившись передними к коническому возвышению, он внимательно, по-видимому, рассматривал мельчайшие подробности, как будто стараясь открыть в этом сооружении его слабое место. Эти огромные конусы, построенные из земли и песка, так прочны, что только ломом и киркой можно пробить их. Но когти муравьеда не уступают этим орудиям, и наш иуруми, не колеблясь, приступил бы к делу, если бы, оглянувшись вокруг, не убедился, что все белые муравьи в этот момент были вне своего убежища.

Тогда, переменив ранее составленный план, животное возвратилось к тому месту, где оно сбросило детеныша, и частью подталкивая его мордой, частью направляя передними лапами, привело его к тропинке, по которой двигались обе колонны термитов. Там, распластавшись, на земле таким образом, что конец его морды подходил вплотную к движущейся цепи термитов, иуруми, которому во всех движениях подражал его детеныш, высунул язык, похожий на большого червяка и покрытый липкой слюной; через минуту муравьед втянул его обратно, сплошь усеянный муравьями.