Пока Ростовцев говорил, я кружилась и кружилась по кухне. Хорошо, когда тело такое послушное и легкое, кажется, я могу взлететь на стол, не прилагая к этому усилий… Вот, и я уже на столе… Я залезла на стол, пошатнулась, постояла там, покачалась и слезла.

Ростовцев как раз включил музыку – ловко нашел что-то в компьютере, который стоял открытый на длинной столешнице у окна.

– Ну, что же ты? – Он начал хлопать в такт музыке. – Оп, оп!

– Нет…

– Что? Музыка не та? А какую ты хочешь? Русскую плясовую? Ты пела что-то… Сейчас найдем…

Я присела на край стола, немного посидела, потерла виски, спрыгнула, подошла к раковине, в которой стояла тарелка с недоеденным супом и рядом аккуратно лежали ложка большая, ложка, испачканная в сметане и чашка из-под чая, тоже с ложкой. Все такое домашнее, приятное… Ложки красивые, блестящие… На чайной ложечке на самом краешке – герб, на гербу – мишка… Какая удивительная ложка…

Я умылась, потом села на пол и заплакала. Как-то мне вдруг стало так грустно, так плохо, так одиноко, все показалось таким безвыходным, трудным, невозможным…

– Ну-ну-ну… – Ростовцев подошел ко мне, погладил по голове. – Вставай, не сиди на полу. Не хочешь танцевать, не надо. Что же это я, старый дурак, тебя расстроил!.. Все как-то… Ладно. Ты есть хочешь?

Я помотала головой. Я была страшно голодна, но сказала нарочно, просто чтобы еще хуже стало. Когда же пройдет это состояние, ужасное, где нет меня, а есть какой-то другой человек? Я – вовсе не такая. Я сдержанная, сильная, внимательная… От мысли, что я сейчас слабая, ужасная, пьяная (а на самом деле я ведь очень хорошая и положительная, и все это знают, все!), я стала еще сильнее плакать. Потом все-таки взяла себя в руки, встала, подхватила свой свитер и хотела уйти.

– Ты куда? – удивился Ростовцев. – Ну-ка, давай мы сейчас поедим. Сварим чего-нибудь…

Он открывал и закрывал шкафчики, что-то ловко резал, накладывал в миски, кастрюли, а я сидела у стола, положив голову на руки и несколько раз проваливалась в сон. Сегодня был такой длинный день. Столько всего произошло, просто нереально… И день продолжается… Где я? Какой странный человек… Почему я решила, что это мой дедушка? Никаких фотографий нет, на памятнике написано – Артемьева, но Ростовцев помнит Виноградову. Вроде фамилия того балеруна, за которого вышла замуж его Галочка, была Артемьев, но кто это теперь точно скажет? В Интернете ничего не найдешь, не такие уж звезды они были, не в Большом танцевали, в театре Немировича-Данченко, тоже хороший театр, конечно, я бы с удовольствием туда сходила, только не сейчас… Мысли путались, голос Ростовцева отдалялся…

Я поняла, что сейчас окончательно усну, а делать этого не нужно… Я пошла в ванную, стараясь идти ровно. Я так мало отхлебнула вина. Может быть, это какое-то особо крепкое вино? Ликер? Или просто я устала, голодна, нездорова… Но главное – страшно, просто страшно устала за сегодняшний день…

Я добрела до ванной, включила ледяную воду, наклонила голову в ванну и так постояла, закрывая уши руками, чтобы холодная вода туда не попадала. У меня побаливала грудь, к вечеру я стала все чаще подкашливать, но я надеялась, что к утру все само как-нибудь пройдет. У меня нет времени и возможности болеть.

Я вернулась на кухню с мокрой головой. Ростовцев всплеснул руками:

– Вот это да! Тебя тошнило?

Я помотала головой, взяла свой свитер, вытерла им голову и натянула его поверх рубашки.

– Нет уж, извини, так дело не пойдет. Дед я тебе или не дед? – Ростовцев подошел ко мне и хотел сдернуть с меня влажный свитер.

– Я не знаю, – честно сказала я.

– А я – знаю. У нас уши одинаковые? Одинаковые. На Галочку ты как две капли воды похожа? Похожа. Танцуешь, почти как она – легко и воздушно, как будто рядом с тобой перестают действовать законы физики. Тебе надо учиться в хорошем месте, надо идти в театральный, становиться хореографом, педагогом. Найдем тебе хорошего репетитора, позанимаешься… Жить будешь у меня… И мне радость, и тебе польза. Подойдет тебе?

Я с испугом взглянула на Ростовцева, неуверенно пожала плечами.

– Вот и договорились. А сейчас поешь, я вот тут салат сделал. Курица есть холодная, хлеб. И потом сразу спать. Все хорошо! Просто не надо было тебе вино это пить. Крепкое, у меня тоже в голове зашумело. Подарили…

Я взглянула на подоконник, на котором стояли коробочки с таблетками. Что-то я не видела, чтобы Ростовцев пил какие-то таблетки, а говорил дочери – две до ужина, две после…

– Вам надо лекарство выпить, – негромко сказала я.

Ростовцев легко отмахнулся.

– Нет! Я ничего не пью. Дочери говорю, что пью.

– А таблетки выбрасываете?

– Точно, – засмеялся Ростовцев. – А ты откуда знаешь?

– У меня опыт большой, – вздохнула я, с облегчением чувствуя, что тот странный, веселый, ненормальный человек, который появился во мне, когда я выпила вина, пропадает, а я – вот она, нормальная, спокойная, владеющая собой.

Ростовцев включил телевизор, мы поели, слушая ночные новости, переговариваясь, как будто мы так едим вместе каждый вечер. Он обрадовался, что я разбираюсь немного в политике, и мы поговорили о том, что происходит в стране. Попили чаю. Ростовцев погладил меня по руке и сказал:

– Я тебе сейчас покажу комнату, ты будешь там жить. Постели себе белье, все возьми в шкафу в прихожей. Пошли. А то ты засыпаешь сидя.

– Можно мне принять душ? – решилась все-таки спросить я.

– Конечно.

Под горячим душем с меня сошло последнее напряжение, и вместо страха, неуверенности, одиночества, тяжести я вдруг почувствовала себя неожиданно хорошо и комфортно. Неужели то, что сейчас происходит – это правда? Это мой дед, народный артист, прекрасный человек, интересный, остроумный, небедный… Которому не нужна помощь, а наоборот, он хочет мне помочь?

Я, видимо, так долго стояла под душем, что Ростовцев постучался в дверь.

– У тебя всё хорошо?

– Да-да!.. – Я побыстрее выключила душ, вытерлась большим полотенцем, посмотрела на себя в овальное зеркало над раковиной. Я ведь все делаю правильно? Никого не обманываю, никем не пользуюсь в своих целях… Почему же у меня в душе то и дело возникает такая тонкая, еле слышная, тревожная нотка? Что не так? Или все слишком неожиданно, все так навалилось?

Я встряхнула головой, пытаясь силой отогнать эти мысли. Все – хорошо. Просто я не готова к такому повороту судьбы, не могу в него поверить. То, о чем мечтают все детдомовские, случилось со мной. Хотя я как раз и не мечтала. Знала, что это невозможно, и точка.

Я на всякий случай не стала надевать огромный розовый халат, который мне дал Ростовцев, натянула свои вещи, не очень чистые, но… свои.

– Скажите, пожалуйста, где ваша жена? – напрямик спросила я, выйдя из ванной комнаты. Ведь это нужно знать. И наверняка надо спрашивать ее разрешение, чтобы ночевать здесь. Я думаю, так бывает в семьях. Никто не может привести в дом чужого человека, не спрашивая других членов семьи.