Как и предсказала Милана Морруа, пара Тьерри, теперь уже главы моего клана, обладающая даром находить половинки для людей и веров, Рэнульф и Николас нашли в лице Менди и Ирис своих истинных. А у Николаса заминка вышла. Ему пришлось пообещать Менди и родителям семнадцатилетней Ирис подождать еще пару лет, прежде чем предъявлять на нее права. Видно, что Ирис до потери пульса влюблена в Ника и, думаю, с ожиданием скорее сама не согласится. В том, что она сумеет его соблазнить и «присвоить», я не сомневалась. Ее голубые глаза искрились ревностью, стоило появиться в поле зрения любой потенциальной сопернице. Зря. Вряд ли Николас замечал хоть одну женщину, ведь он постоянно, с наслаждением и любовью следил за Ирис.

Рэнульф за Менди не следит, он просто всюду с ней и чаще всего носит на руках. Ведь он искал ее больше семисот лет, нашел и до безумия боится потерять вновь. Рэнульф сначала с Миланой, а потом с Менди почувствовал, что она перерожденный дух его погибшей жены, которую семь веков назад сожгли на костре церковники. Мне показалась нереальной эта история, больше похожая на красивую сказку, но супруги Макгранты свято в нее верят. Кому придет в голову спорить с ними? Пусть верят во что хотят, главное – они нашли и любят друг друга. К тому же тот факт, что у вера может быть только одна истинная половинка и, потеряв ее, он больше никогда не обретет другую, говорит в пользу версии о реинкарнации.

Ночью Рене успокаивал свои совсем не железные нервы. В его руках я плавилась, умирала и рождалась вновь. Мы с трудом дождались окончания торжественного ужина. Потом, уединившись в отведенной для нас комнате, некоторое время лежали на огромной кровати, тесно сплетясь и наслаждаясь теплом друг друга, ощущением тел и запахов, просто тем, что можем прикасаться, обнимать, ласкать и любить. Мы оба живы и рядом. Рене поглаживал меня, сначала медленно, не пропуская ни сантиметра кожи. Потом с мрачным видом изучил каждый синяк на моем теле, зализывал и целовал, потом, к моему изумлению и некоторому шоку, обнюхал всю меня и удовлетворенно выдохнул:

– Мой запах на тебе не потревожил ни один из этих псов. Ублюдки…

Когда до меня дошло, что он сейчас по запаху определил, что меня не тронули в интимном плане, я сначала разозлилась: мог бы и спросить, а не проверять столь странным способом. Но быстро сообразила, что ему просто было страшно об этом спрашивать. Представила все, что ему пришлось пережить, пока я была у похитителей, – самой страшно стало. Если сама боялась больше не увидеть его никогда, чем умереть. На доунской площади, когда он, наконец, прижал меня к себе, я чувствовала, как он дрожит от с трудом сдерживаемых эмоций.

Я тонула в зелени любимых глаз, в которых искрились золотые звезды и отражалось пламя, пылающее в его сердце. Завороженная его дьявольским обликом – заострившимися чертами лица, горящими глазами, огненными бликами камина, скользящими по смуглой коже и вспыхивающими отблесками в иссиня-черных волосах, – потянулась к его губам и медленно, чувственно провела по ним языком, наслаждаясь вкусом и мягкостью. Полные, четко очерченные губы Рене медленно раздвинулись в искушающей улыбке и в приглушенном свете блеснули белоснежные зубы.

Затем Рене склонился надо мной и, опершись на локоть, перебирал мои волосы, потом погладил лицо, проследил за своей ладонью взглядом до моей обнаженной груди с розовыми вершинками, которые, сморщившись в тугие горошинки, просто умоляли к ним прикоснуться. От его рук распространялась сладкая волна удовольствия, добавляя пламя костру, разгоравшемуся у меня между ног. Выгнувшись дугой, я игриво потерлась об него бедрами и услышала приглушенный рык самца, начавшего охоту. Начался извечный танец страсти и любви между мужчиной и женщиной.

Всю ночь Рене не выпускал меня из рук, несколько раз ловил губами мои восторженные крики наслаждения и обновлял метку на шее.

И вот утром, потерев чесавшуюся шею, я повернулась на бок и с любопытством всмотрелась в лицо спящего мужа. Во сне строгие черты его лица расслабились, ушли жесткость и мрачность, и если раньше он выглядел мужчиной за тридцать, то сейчас стал похож на парня не старше двадцати пяти. Я не хотела тревожить его сон, поэтому, недолго понаблюдав за ним, осторожно прикорнула у него его груди, убаюканная биением его сердца. Его большого сердца, которое отныне принадлежит только мне, а мое – только ему. Погладила его грудь, зарываясь в черные волоски, а потом шаловливо провела ладошкой по черной дорожке, спускающейся к мужскому достоинству Рене. А он довольно потянулся и, не открывая глаз, заложил руки за голову, молчаливо предлагая мне самой продолжать любовную игру. Я была только за познакомиться с Рене «поближе».

Ну… я думаю, что оправдала его ожидания. Наверняка оборотни, Макгранты и Морруа, слышали, как высоко оценил мои старания угодить его гордости Рене, рыча и завывая на всю округу. Ур-р-р-р! Я прямо собой горжусь! Заставить извиваться и выть от наслаждения семисотлетнего вера – это надо постараться. Мой первый опыт прошел более чем успешно. Блеснув зелеными бесовскими глазами, Рене сказал, что, если так и дальше пойдет, у него не выдержит сердце. Я с довольной улыбкой обещала ему «исправиться».

За завтраком нас, крепко державшихся за руки, встречали по-разному. Кто с хмурыми не выспавшимися лицами, а кто – понимающими и любопытными. Рэнульф с Менди с улыбками одобрительно смотрели на нас. Николас, напряженный, не скрывающий неприязни ко всем оборотням-конкурентам, сидящим за столом, сверлил их взглядом, властно положив руку на плечи сидящей рядом с ним Ирис. Девушка с любопытством рассматривала всех мужчин Морруа, но жалась к своему жениху. В ее взгляде на других мужчин не было ни флирта, ни женского интереса к великолепным самцам, которыми являются все без исключения бойцы Морруа, одно невинное любопытство. Зато, когда она смотрела на Николаса, даже мельком, в ее глазах буквально зажигались звезды.

Пока я завтракала, наблюдала за мужчинами. Этьен сидел, мрачно уставившись в тарелку и, пару раз поймав его отсутствующий взгляд, я увидела в нем тоску и затаенную печаль. Поль, словно посторонний наблюдатель, переводил бесстрастный холодный взгляд с одного на другого сотрапезника. Рене с аппетитом ел сам и подкладывал мне. Муж хорошо потрудился ночью и с удовольствием пополнял силы. Рэнульф не мог налюбоваться Менди, причем взаимно. Николас все сильнее нервничал и уже начал порыкивать против горячего провокационного внимания Тинси и Арно к Ирис и крепче прижимал ее к себе. Жакру с Жаном молча уничтожали завтрак и по сторонам не смотрели. Джинкс пытался вместе с золотоволосым крупногабаритным «херувимчиком» Карлом и шкафоподобными близнецами Трейсом и Брантом вести непринужденную беседу.

Короче, было весело, но не всем. Обстановка накалялась, и мне, как и Рене, было понятно: пора прощаться. В доме, где есть свободная самка и оборотень, для которого та является истинной, но без метки на шее, другим верам не рады. Я кишками чувствовала, что скоро жених не выдержит и начнется драка, вон уже старается дышать через раз, чтобы не рычать в полный голос, и когти выпускает. Завтрак быстро подошел к концу, и все Морруа, откланявшись, собрались домой. Провожали нас гостеприимные хозяева, а Николаса, по причине не железных нервов, оставили вместе с Ирис наедине с молчаливого приказа Рэнульфа. И Трейс с Брантом ему в помощь, чтобы еще несколько минут, пока мы не уедем, продержался. Мне было его искренне жаль: придется терпеть, прежде чем его совесть позволит ему удовлетворить инстинкты с невестой.