Я вздрогнула, когда рука Рене погладила меня по коленке, а потом, лаская и возбуждая, проникла под платье и поползла вверх. Покраснев от того, что кто-то может заметить наши игры под столом, сердито шлепнула Рене по руке. В ответ тот громко недовольно рыкнул и тут же вернул руку обратно, как бы утверждая свое законное место на моей ноге. Мне оставалось лишь укоризненно посмотреть на него, а он, сверкнув плутоватыми зелеными глазами и поиграв бровями, пересадил меня к себе на колени и пододвинул мою тарелку со словами:

– Давай, любимая, я тебя покормлю. Мне тоже тренироваться нужно, вот с тебя и начну.

Я невольно рассмеялась жадному жаркому взгляду, блуждающему по моему лицу и телу. Мы постарались быстрее закончить ужин, чтобы отправиться в свое крыло.

Уже засыпая под мерное дыхание Рене, уткнувшегося в мою шею и прижимающего меня к своему горячему большому телу, я впервые в жизни почувствовала, что полностью счастлива. Потому что у меня все есть: семья, дом, любимый, который любит меня до потери пульса. Будет и любимая работа, и множество интересных событий. Ну если чего-то нет, Рене постарается достать, в этом я не сомневаюсь нисколько.

Два года спустя

Лиссиана, забавно наморщив носик, пыталась честно играть со мной, но пришлось в очередной раз поправить ее фишки. Елена заснула под столом, где пряталась от полуторагодовалого Пьера, сына Маризы и Жака. Сам Пьер прикорнул у меня под боком, раскинувшись в позе звезды и трогательно приоткрыв рот. Мариза с Жаком отдыхают, а мы с Миланой сегодня за нянек.

Почувствовав сильный толчок, я охнула и положила руку на большой живот, усмиряя своих сорванцов. Нам с Рене судьба подарила шанс произвести на свет двоих мальчишек, которые в последнее время житья мне своими пинками не давали, предупреждая, что им не терпится выйти на свет. В семьях оборотней дети рождались редко, но довольно часто случались двойни или даже тройни. Всем Морруа, обретшим своих половинок, несказанно повезло в скором времени услышать: «Любимый, мы беременны!»

Милана усиленно что-то выискивала в интернете, морщась как от головной боли. Оторвавшись от игры с Лиссианой, я спросила:

– Мила, что ты там с таким азартом ищешь?

У тебя вон даже голова разболелась. Пожалей Тьерри. Нервы-то у него не железные!

Милана, улыбнувшись, с нежностью ответила:

– Да, у наших мужчин нервы не железные, если дело касается нас. Но понимаешь, я тут мебельную фабрику купила пару месяцев назад, а сейчас вижу, что там проблемы с воровством назревают. Серьезные!

– Мебельную фабрику? Зачем она тебе понадобилась?

– Не знаю! Предчувствие подсказало, точнее, буквально потребовало, вот и купила.

Я заинтересовалась: дал о себе знать дар Миланы находить истинные пары для веров. От любопытства у меня руки зачесались.

– Где эта фабрика?

Милана скривилась как от боли и, тяжело вздохнув, ответила:

– В России, в Сибири. Представляешь?! Сейчас я точно знаю, что Тьерри придется кого-то послать туда.

В дверях раздался приглушенный бас:

– Кого послать, родная? Куда? Я только с удовольствием!

В дверях Миланиного кабинета стояли Тьерри и Рене. Глава пересадил жену к себе на колени и уткнулся ей в макушку. Рене присел позади меня на ковер и, прижав меня спиной к себе, положил большие теплые ладони на мой живот. Наши мальчики сразу притихли, и я облегченно выдохнула мужу на ухо:

– Без тебя они доводят меня до белого каления. Дерутся, паразиты, сил нет.

Рене лизнул меня в ухо и согрел теплым дыханием:

– Потерпи еще чуть-чуть, любимая. Больше ни на шаг не отойду.

Тьерри повторил вопрос:

– Так кого и куда послать, милая?

Дверь осторожно приоткрыл Поль. Увидев его, Милана снова поморщилась, потерла виски и задумчиво сказала:

– Помнишь, я тебе про мебельную фабрику под Иркутском говорила. Так вот, я ее купила, но сейчас выяснила, что меня обворовывают и к тому же тянут деньги. Я хочу, чтобы Поль слетал туда и выяснил ситуацию… с Этьеном за компанию…

Мы все дружно уставились на Поля, а он, как мне показалось, переполошился:

– Милана, а тебе больно… ну как с Маризой?

На мгновение задумавшись, она покачала головой:

– Нет. Странные ощущения, я бы даже сказала, их несколько. Но боли нет, лишь печаль, страх и одиночество.

Поль облегченно выдохнул и бросил короткий взгляд на главу. Получив от него короткий кивок, мгновенно вылетел из кабинета.

Рене, поглаживая мой опять «взбунтовавшийся» живот, довольно прокомментировал:

– Скоро в нашей семье будет прибавление, не только наши малыши, но и новые женщины будут. Надеюсь, Полю и Этьену повезет не меньше, чем нам.

Дальше о верах, отправившихся на охоту, на несколько часов все забыли, потому что я объявила:

– Любимый, я уже рожаю!

Никогда не видела подобного массового мужского ажиотажа. Через несколько часов в семье Морруа появились два чудесных зеленоглазых мальчика. И я, наконец, спокойно уснула в руках своего любимого мужчины с чувством, что теперь у меня все-все есть. Мы с мужем отлично постарались!

Довольно большое летное поле аэродрома небольшого сибирского городка Усть-Лим заливает яркое солнце. Светит, но уже не греет, а пронзительный ветер гоняет по площадке для посадки вертолетов золотые и красные листья. Словно развлекает или поторапливает людей, приехавших к месту стоянки старого, но вполне работоспособного большого вертолета на двух автомобилях с солидным охотничьим снаряжением.

Завернувшись в пуховую ажурную шаль, я расстроенно смотрела в сторону винтокрылой машины, в которую только что загнали потрепанный жизнью «уазик». Руководили погрузкой два пилота. Пассажиры сегодня несколько необычные – четверо арабов в развевающихся на головах белых платках-гутрах: двое солидного возраста и двое молодых, наверняка с военной или похожей на то подготовкой, переговариваясь между собой, заносили внутрь сумки со снаряжением и провизией. За их четкими размеренными действиями следила очень красивая, стройная молодая женщина с не менее интересным именем – Василика.

Ветер-забияка трепал ее длинные черные волосы, а лучи солнца нежно касались золотистого, смуглого от природы лица. Одернув зеленую куртку, она обернулась, и ее пухлые, чувственные губы дрогнули в мягкой, успокаивающей улыбке, обращенной ко мне. Пришлось изобразить на лице спокойствие и уверенность, загнав подальше привычный безотчетный страх. И все-таки я не сдержала тяжелого вздоха, отчего серо-зеленые глаза Василики, словно подернутые чувственной поволокой, затуманились еще больше, и теперь в них тоже светились беспокойство и тревога. Она бросила короткий неуверенный взгляд на арабов, потом снова на меня, нахмурившись.