Пятнадцатого октября: «Владимир Ильич считает, что он мог бы работать больше, а близкие его, наоборот, находят, что он переутомляется, поэтому Владимиру Ильичу было предложено, кроме субботы и воскресенья, временно устраивать отдых еще и в среду; сначала Владимир Ильич этому противился, но потом согласился как на временную меру. Сон удовлетворительный. Паралича ни разу не было».

Тридцать первого октября он держал речь на сессии ВЦИК — впервые после долгого периода.

Из дневника лечащего врача: «Говорил сильно, громким голосом, был спокоен, ни разу не сбился, речь была прекрасно построена, не было никаких ошибок… Владимир Ильич рассказывал: как-то дома слушал музыку, рояль его не расстроил, скрипку же слушать не мог, так как она слишком сильно на него действовала. В общем чувствует себя хорошо, но всё-таки легко устает…

Каменев сообщил врачам, что на последнем заседании СНК Владимир Ильич критиковал один из пунктов законопроекта, затем не заметил, что перевернулась страница, и вторично стал читать, но уже другой пункт, снова стал его критиковать, не заметив, что содержание этого пункта совершенно иное».

А 5 ноября короткий период ремиссии закончился. У него случился спазм и паралич правой ноги. Еле успел присесть на кушетку, чтобы не упасть.

Из дневника лечащего врача: «Продолжалось это одну минуту, после чего Владимир Ильич встал. Настроение несколько угнетенное, и Владимир Ильич расстроен тем, что состояние его несколько ухудшилось».

Седьмого ноября: «Накануне чувствовал себя неважно. Весь день не занимался, было желание полежать. Сегодня с утра настроение вялое, всё больше хочется лежать. Последние два дня побаливала голова».

Тринадцатого ноября: «Владимир Ильич выступал в пленуме конгресса Коминтерна и произнес на немецком языке часовую речь. Говорил свободно, без запинок, не сбивался… После речи сказал доктору Кожевникову, что в одном месте он забыл, что уже говорил и что ему еще нужно сказать, и спросил, заметил ли он это. Доктор Кожевников совершенно искренне ответил, что не заметил».

«У нас сердце замирало, — рассказывал потом Бухарин, — когда Ильич вышел на трибуну: мы все видели, каких усилий стоило Ильичу это выступление. Вот он кончил. Я подбежал к нему, обнял его. Он был весь мокрый от усталости, рубашка насквозь промокла, со лба свисали капельки пота, глаза сразу ввалились».

Это было последнее публичное выступление Ленина.

Из дневника лечащего врача: «В субботу, 18 ноября, был паралич ноги. В воскресенье, 19 ноября, Владимир Ильич был на охоте. Ходил пять-шесть часов. В лесу случился паралич во время ходьбы. Владимир Ильич пошел к пню, ногу приволакивая, задевая носком, но до пня дошел, ненадолго присел и после этого ходил еще два часа».

Двадцать пятого ноября: «Доктор Кожевников и профессор Крамер были вызваны по поводу припадка паралича… Когда Владимир Ильич вышел из уборной и шел по коридору, вдруг в правой ноге появились клонические судороги, и нога ослабла. Владимир Ильич ухватился за стоящее высокое зеркало, но зеркало начало качаться, и, боясь его падения, Владимир Ильич его отпустил и упал на пол».

Двадцать седьмого ноября:

«Врачи были вызваны к Владимиру Ильичу по поводу припадков. Первый был утром в десять часов, продолжался полторы-две минуты и захватил только ногу. В двенадцать был второй припадок. Был полный паралич ноги и руки. Речь не пострадала. Владимир Ильич произносил вполголоса для проверки слова, и это ему вполне удавалось. Сознание всё время было ясное. Припадок продолжался двадцать минут. Голова несвежая, тяжелая. Временами стрелявшие боли в левой половине лба».

Седьмого декабря они с Надеждой Константиновной уехали в Горки. Состояние его постоянно ухудшалось. Но он отчаянно сопротивлялся болезни. Крупская вспоминала, как Ленин хотел выступить в Москве по одному из обсуждавшихся вопросов, понимая, как важно высказать свое мнение. Просил Надежду Константиновну и врачей:

— Дайте четверть часа выступления, я приеду и уеду назад. Завтра утром пришлите за мной машину.

Знал, что машины за ним не пришлют, а всё же в этот день сидел у дороги и ждал.

Когда разгорелась дискуссия о принципах внешней торговли, мнения Ленина и Сталина принципиально разошлись. И тогда Владимир Ильич обратился к Троцкому как к единственному союзнику и единомышленнику, предложил ему «заключить блок» для борьбы с бюрократизмом, всесилием оргбюро ЦК и Сталиным.

Двенадцатого декабря 1922 года Ленин написал своим единомышленникам: «Ввиду ухудшения своей болезни я вынужден отказаться от присутствия на пленуме. Вполне сознаю, насколько неловко и даже хуже, чем неловко, поступаю по отношению к Вам, но всё равно выступить сколько-нибудь удачно не смогу.

Сегодня я получил от тов. Троцкого прилагаемое письмо, с которым согласен во всём существенном, за исключением, может быть, последних строк о Госплане. Я напишу Троцкому о своем согласии с ним и о своей просьбе взять на себя ввиду моей болезни защиту на пленуме моей позиции».

Из дневника лечащего врача. 13 декабря: «Доктор Кожевников и профессор Крамер были у Владимира Ильича. Вид неважный; параличи бывают ежедневно. Сегодня утром в кровати был небольшой паралич, а в сидячей ванне был другой паралич, который в отличие от первого продолжался несколько минут и захватил не только ногу, но и руку. Владимир Ильич расстроен, озабочен ухудшением».

Пятнадцатого декабря Ленин информировал Сталина, что заключил «соглашение с Троцким о защите моих взглядов на монополию внешней торговли… и уверен, что Троцкий защитит мои взгляды нисколько не хуже, чем я».

Блока Ленина с Троцким Сталин боялся больше всего, поэтому немедленно изменил свою позицию, чтобы не оказаться под двойным ударом. В тот же день, 15 декабря, написал членам ЦК: «Ввиду накопившихся за последние два месяца новых материалов, говорящих в пользу сохранения монополии, считаю своим долгом сообщить, что снимаю свои возражения против монополии внешней торговли».

Ленин, которого врачи просили не беспокоить, хотел убедиться, что его позиция нашла поддержку. «Даже в трудных, почти безнадежных положениях, — вспоминал его брат Дмитрий, — он никогда не отчаивался, а продолжал строить всевозможные комбинации».

Владимир Ильич распорядился соединить его по телефону с членом ЦК Емельяном Михайловичем Ярославским, который возглавлял комиссию Совнаркома по ревизии работы торговых представительств за рубежом, и попросил — секретно от всех! — сообщать ему о ходе прений на пленуме ЦК.

Шестнадцатого декабря Надежда Константиновна по просьбе Ленина велела секретарю Совнаркома Лидии Александровне Фотиевой позвонить Ярославскому и подтвердить, что он должен «записывать речи Бухарина и Пятакова, а по возможности и других по вопросу о внешней торговле».

Но болезнь срывала все планы Ленина. В декабре припадки участились. В ночь на 16 декабря наступило резкое ухудшение.

Из дневника лечащего врача: «Вчера весь день было чувство тяжести в правых конечностях. Мелких движений правой рукой почти не может совершать. Попробовал писать, но с очень большим трудом написал письмо, которое секретарша разобрать не могла. Владимиру Ильичу пришлось его продиктовать.