Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Значит, вампы меняют имена со временем?
— Да. И да, я тоже менял.
— Выходит, тебя не с рождения зовут Куинном?
— Нет, это не мое имя. Но Куинн — англизированное производное от моей ирландской фамилии О’Куинн.
— Весьма занимательно.
Но это никоим образом не объясняло, как Джеку могло быть немногим более восьми сотен лет, и как получилось, что глава Хантер была старше Куинна, которому было двенадцать столетий. По моим подсчетам, как минимум, столетие кануло в лету. Возможно, это как-то связано с тем, что они потомки оборотней, а может и нет. Но очевидно было одно — Куинн не собирался вдаваться в подробности. Если мне нужны ответы, то следовало спрашивать первоисточник. А станет Джек объяснять или нет, это уже другой вопрос.
— С учетом того, что ты сказал о вампирской иерархии, и того, что ты старше и сильнее Джека, что мешает тебе подчинить себе его разум?
— Он достаточно силен, чтобы не позволить мне управлять им. Я мог бы сокрушить его и убить, в ментальном и физическом смысле, но я не в силах удержать его под своим контролем.
— Ну разумеется, это с твоих слов.
— А моих слов не достаточно?
— Вопрос, на который я не могу ответить, так как на самом деле не знаю тебя. — Скрестив руки на груди, я с минуту разглядывала размытую дождем дорогу. — Почему ты столь настойчиво преследуешь людей, занимающихся клонированием?
— Ведь Джек уже рассказал тебе — матрицей для клонов стал мой друг.
— Твой друг был хорош?
Он взглянул на меня.
— Не в сексуальном плане, если ты это подразумеваешь. Урожденный Иеремия, сын Главка — спустя годы он сменил имя на Генри Главка для простоты произношения. Мы были друзьями больше тысячи лет.
Уму не постижимо, что можно знать кого-то в течение столь длительного времени.
— От чего он умер?
Куинн сурово посмотрел на меня, посылая дрожь озноба по спине. И все же в его темных глазах было что-то еще… Что-то сродни боли.
— Разбитое сердце. Он вышел на солнечный свет и остался там… — помедлив, он добавил: — Ну или я так считал.
Какова вероятность того, что за этими болезненными воспоминаниями стоял еще одни кровожадный оборотень? Господи, я хотела узнать все открывающиеся перед нами возможности, но хватит ли у меня сил для того, чтобы бороться с болью, причиненной бывшими, равно как и облегчить страдания, из-за случившегося с его другом? Но тут я вспомнила волшебство, что зародилось между нами во время секса, и подумала: «Черт, да, мне это по силам».
— Если в округе бродят его клоны, то очевидно, что он был схвачен, прежде чем успел обратиться в пепел.
— Да. — Он опять сделал паузу. — Впервые увидев клона в Сиднее, я был вне себя от радости, решив, что ошибся, считая, что Генри покончил с собой. Но зондирование его разума тут же раскрыло правду. Воспоминания клона о жизни начались лишь семь с половиной лет назад.
— Так вот почему ты подвергся нападению здесь, в Мельбурне? Потому что убил клона?
— Возможно, особенно, если они были в курсе нашей с Генри истории. Они должны были понимать, что я начну разыскивать его.
— Из-за вашей дружбы?
— Из-за того, что я обязан Генри жизнью гораздо больше раз, чем мне того хотелось бы помнить.
Лояльный вампир. Любопытно.
— Так почему же они клонировали Генри? Что есть в нем такого, чего нет у миллиона или около того других вампиров?
Куинн задумчиво посмотрел на меня.
— Ты читаешь не много газет, не так ли?
— При чем тут это? — нахмурилась я.
— Генри был величайшим спортсменом, и десять лет назад он был единственным среди живущих, кто мог с уверенностью сказать, что взаправду, а не в голографической записи, участвовал в настоящих Олимпийских играх.
— Постой-ка… но это делает его…
— Древним, — перебил Куинн. — Когда начались современные Олимпийские игры, он почти регулярно становился участником соревнований. Когда они возобновились после Второй Мировой войны, он вновь принял участие в спортивном состязании.
— Как? Он — вамп, а большинство состязаний происходит в дневное время.
— Он — очень старый вампир, только полуденное солнце могло его убить.
— А как же он принимал участие в забегах? В те времена нелюдям не позволяли участвовать в соревнованиях.
Куинн криво улыбнулся.
— В те времена у них не было технологий, позволяющих отличить нелюдей от людей. Он выиграл множество медалей за эти годы.
— А когда начались альтернативные Олимпийские игры?
— Он был звездой, и прежде чем умереть, выиграл практически все соревнования в беге на альтернативных Олимпиадах. В этом году, австралийский Олимпийский Совет отметил достижения Генри, внеся его в список кандидатов спортивного зала Славы. Он стал первым вампиром, которого внесли в этот список, а его история разошлась по все средствам массовой информации.
Мне нужно больше уделять внимания местной прессе.
— Кто бы ни стоял за этим клонированием, они не могли знать, что роман Генри так печально закончился, и что он покончил с собой.
— Разве? — Ирландские переливы в голосе пропали, сменившись резкостью.
В течение нескольких секунд я просто глазела на него.
— Ни коим образом. Зачем прибегать к такого рода хлопотам, когда все было бы куда проще похитить его?
— Потому, что после самосожжения никто бы не отправился его искать.
И в этот момент я поняла ту боль, что промелькнула в его темных глазах. Он не отправился на поиски своего друга. Я потянулась к нему и положила ладонь на плечо, почувствовав, как под моими пальцами перекатились мышцы, словно он противился моей поддержке и утешению.
— Ты не мог и подумать.
— Но я мог бы проверить.
— Ты бы убил себя.
Куинн мрачно усмехнулся:
— Может и так, а может и этак.
У меня сложилось ощущение, что ничто бы не смогло его остановить, пока бы он не узнал всей правды. Хоть так, хоть этак.
— Рассказывал ли он тебе, что собирается совершить самоубийство?
— Нет, но я знал его вечность. Я должен был догадаться, что произойдет.
— Как ты мог догадаться, что мужчина, проживший много лет, убьет себя из-за сранного вервольфа?
— Именно, — огрызнулся Куинн, но потом, смягчив выражение лица, посмотрел на меня: — Исключая присутствующих.
Присутствующие не исключались, и мы оба это знали. О'Конор мог позволить себе желать меня физически, но он бы никогда не позволил себе желать чего-то большего. Из-за своей бывшей подруги. Из-за своего бывшего друга. И это означало, что сколько бы я ни боролась за наше совместное будущее, в заключение, мы все равно останемся порознь. И это было чертовски обидно, потому что нам, возможно, было бы хорошо вместе. Более чем хорошо.