– Моя жена меня тоже презирает. Это невыносимо. И она сделает так, что и дочь будет меня презирать.

Словно подчиняясь велению падающей звезды, лейтенант, не отрывая взгляда от Торреты, в полной темноте достал из кармана какую-то бумажку и протянул ее Ориолу.

– Что это?

– Прочти.

Учитель развернул бумажку и при колеблющемся свете зажигалки лейтенанта прочел Пласета-де-ла-Фонт, три, Барселона.

– Что это?

– Место проживания твоей жены и дочери.

Пласета-де-ла-Фонт, три, Барселона. Место проживания Розы и моей дочери, не знаю, как тебя зовут.

– Я поеду туда в воскресенье.

– Нет. Мы уведомим тебя, когда будет можно, но до Рождества даже не думай.

– До Рождества? – Он подсчитал на пальцах: – Один, два, три, четыре, пять месяцев ожидания? Ты с ума сошел!

– Это ты поведешь себя как сумасшедший, если не сделаешь, как я тебе говорю.

– Откуда мне знать, доживу ли я до Рождества?

– Этого никто не знает. Сожги бумажку. Не подвергай их опасности по нашей вине.

Пласета-де-ла-Фонт, три, Барселона. Что это, пансион? Почему ты так стремительно сбежала от меня, ведь я постепенно искупаю свою вину? Пласета-де-ла-Фонт, три, Барселона, бормотал он, сжигая листок в блюдце, которое иногда использовал в качестве пепельницы. И поскольку думать о семье было невыносимо, он, не переставая вглядываться в темноту, сказал это Тарга заставляет меня нервничать. У меня такое впечатление, что он что-то подозревает.

Лейтенант Марко пробормотал что-то тоном, который не понравился Ориолу. Он раздраженно сказал:

– А вы, видно, такие тупые, что все никак не можете его прикончить.

– Знаешь, а меня ведь предупреждали, чтобы я не говорил тебе, где твоя жена.

– Извини. – Ориол сделал над собой усилие, чтобы успокоиться.

Лейтенант Марко сделал глубокий вдох и, выпуская из легких воздух, изрек:

– Этому Тарге дьявольски везет.

Еще одна пауза. Далекий лай бдительного пса нарушил безмолвие ночи. И тут лейтенант Марко вдруг сказал Эм-и-пять просил передать тебе благодарность за твою идею операции Моррот. Цель достигнута.

– Это было нетрудно. Но я боюсь. Я просто умираю от страха.

– Как и все мы. Но такие люди, как ты, необходимы. Как и тот, кто посылает нам сигналы с Торреты. Как и тот, кто доставляет донесения. Элиот вернулся, чтобы провести реорганизацию наших сил.

– Ты работаешь на англичан?

– Мы работаем на демократические силы, каковы бы они ни были. – Бесконечная пауза. – Ну и на союзников, само собой разумеется.

Ориол отошел от окна и на ощупь отыскал глиняный горшок с орехами. Зачерпнул горсть прогорклых лесных орешков и вернулся к своему товарищу.

– Когда я познакомлюсь с Элиотом?

– Ты с ним знаком.

– Так это ты? – Он протянул ему несколько орешков.

– Нет. Это ты.

Ориол на какое-то время лишился дара речи.

– Но это неправда. Элиот действует здесь уже два года.

– Ты третий Элиот. Наш связной – всегда Элиот.

Я – Элиот. То есть Элиот – это никто. Я, школьный учитель, брошенный женой и дочерью, имеющий любовную связь с женщиной, которая совершенно ему не подходит, потому что они находятся по разные стороны баррикады, так вот оказывается, что, согласно существующей легенде, я обладаю необыкновенными организаторскими способностями и мобильностью.

– Но я не вылезаю из деревни, а Элиот действует в…

– На самом деле Элиот – это еще несколько человек. Мы сами не знаем, кто он. Однажды мы придумали операцию «Красный колокольчик». В другой раз… Важно все время держать армию в напряжении.

– А что я должен делать как Элиот?

– На настоящий момент постараться не умереть.

– А, понятно.

– Да. Ты уже семь месяцев Элиот. А школа уже семь месяцев – наш остров безопасности. Настоящий символ.

– Символ чего?

– Выживания. Ни один из наших островов не существовал так долго.

– Ага.

– И ни один Элиот. Главный штаб утверждает, что, если ты останешься в живых, мы постепенно будем наполнять тебя новым содержанием.

Маки, Эм-и-пять, союзническая армия постепенно будут наполнять меня содержанием, как наполняют мясным фаршем каннеллони на День святого Стефана. Словно они не знают, что я всего-навсего учитель, который пишет пейзажи; правда, с тех пор как я оказался здесь, в экстраординарной для меня обстановке, я занимаюсь тем, что пишу портреты важных персон, таких как Роза с ее животом, в котором уже была ты, доченька моя. Как Элизенда Вилабру, как Тарга. Когда-нибудь я поведаю тебе, доченька, об одной знакомой даме. Хотя не знаю, смогу ли.

– А что случилось с предыдущими Элиотами?

– Их, увы, убили.

– Ах ты, черт! Быть связным опасно.

– Да. – В тишине было слышно, как Вентура жует орешки. – Они прогоркли.

– Это единственное, что у меня есть.

– На следующей неделе мы установим на школьном чердаке радиопередатчик.

– Да у вас с головой не в порядке. А если меня схватят?

– И еще я принесу тебе пистолет. Если передатчик обнаружат, ни в коем случае не называй им частоты.

– Запросто.

– Сила Элиота заключается в способе его существования.

– Существования в виде призрака.

– Не знаю. Мы, например, хотим, чтобы когда эсэсовцы встречаются с генералом Юсте и его полковниками, они боялись, что Элиот взорвет землю у них под ногами. – Несмотря на высказанное замечание, он сунул в рот еще несколько орешков. – Да, отлично сказано, призрак, да, именно призрак. Поскольку я все время в движении и никогда не останавливаюсь, иногда я тоже Элиот. Ты повсюду.

– Если ты все время в движении, то почему, когда схватили твоего сына, ты не пришел, чтобы занять его место?

Продолжая вглядываться в темноту, лейтенант Марко дожевал орешки и позволил себе еще одну паузу, чтобы скрутить папироску. Облизав край бумаги, он резко бросил:

– Ты считаешь, что вправе спрашивать меня об этом?

– Не знаю. Так почему ты не пришел?

– Я был в Тулузе. Когда до меня дошло известие…

Когда до него дошло известие, Вентура просто обезумел, пригрозил смертью команданте Каспе, который не дал ему разрешения на явку с повинной, и, нарушив все приказы, сбежал из ставки. Он прибыл в Торену поздно ночью и очутился перед свежей могилой сына, своего наследника. Да, он приехал слишком поздно и чуть не умер от горя, и трое сопровождавших его товарищей заставили его исчезнуть из деревни той же ночью. Его не отдали под военный трибунал в Тулузе лишь потому, что таких людей, как лейтенант Марко, было очень мало.