Мои мысли плохо справляются со своей задачей. Они кажутся словами, которые мудрая, но не слишком убедительная подруга могла бы сказать мне, а я покивала бы, но не смогла бы до конца их принять. Мне не удаются мои попытки победить и сгладить тоску по нему – именно по нему, которая возникла во мне после нашей первой встречи, и от неудовлетворенности по всему телу бегают мурашки, когда он не отвечает на мою эсэмэску.

Я изо всех сил пыталась находить себе занятия. Например, перерыла весь интернет в поисках малейшего кусочка информации о нем. Все его фотографии, которые нашла, сохранила в компьютере и в мобильном. Код от подъезда и номер телефона я выучила наизусть, хотя была у него только один раз, а наше общение по телефону пока состояло из двух эсэмэсок по пьяной лавочке и одного не отвеченного сообщения от меня на следующий день. Я изучала его адрес в GoogleMaps, даже заходила в просмотр улиц, чтобы виртуально прогуляться по его улице, как я делала перед нашей первой и пока что единственной встречей. Сидя на работе, я примерно раз в час захожу в его профиль на Фейсбуке. Подумывала о том, чтобы добавить его в друзья, но потом не стала. Сидела и смотрела остановившимся взглядом на его аватарку, пытаясь понять, почему же он не отвечает на мою эсэмэску. Сколько энергии уходит на то, чтобы исследовать список друзей в попытке понять, кто из женщин, щедро ставящих лайки под его постами, его нынешняя девушка, бывшие девушки или просто друзья. Сколько времени требуется на то, чтобы придумать способ как можно более естественно соскользнуть на темы, позволяющие упомянуть его в разговоре с нашими общими знакомыми. Я рвала на себе волосы и думала, что если в течение суток он не ответит, то я сойду с ума. И даже написала о нем стихотворение. Никто не может обвинить меня в том, что я ничего не предпринимала.

Через два дня он наконец отвечает. Благодарит за тот вечер и говорит, что мы, ясное дело, еще увидимся. Говорит, что сейчас «в запарке», но что надо постараться встретиться через пару недель. И заканчивает словом «обнимаю».

Сообщение короткое. Я запоминаю его с первого прочтения, но на всякий случай прочитываю еще раз десять. Посылаю в ответ эмоджи в виде поднятого вверх большого пальца – не более, не менее. Мне кажется, это была вполне адекватная реакция – мне не хочется отпугивать его, демонстрируя излишний пыл. Только отослав свой ответ, я понимаю, что отреагировала менее чем через минуту на его сообщение, которое он рожал почти трое суток. Я расстраиваюсь по этому поводу. Меня пугает риск того, что после моего исполненного нетерпения ответа он станет менее заинтересован в том, чтобы снова встретиться со мной. В эмоциональном плане я деградировала и теперь нахожусь на уровне развития тринадцатилетнего подростка.

На самом деле я соображаю, что проецирую – что сейчас он, сам того не зная, отражает в себе нечто большее, чем просто он сам. Он символизирует нечто, о чем я тайно мечтала, не сформулировав это в словах даже для самой себя. Нечто, о чем я тосковала, не называя это тоской. Все это я осознаю, но это ничего не меняет. Я тоскую по нему каждую минуту и не могу сосредоточиться ни на каком другом занятии. Несмотря на свой почти тридцативосьмилетний жизненный опыт, я не в состоянии взять себя в руки и постараться заняться более важными делами. Как, например, работа. Или мои друзья. Или мой сын двух с половиной лет от роду. Если он снова не напишет мне, я точно сойду с ума.

В первую неделю было в каком-то смысле проще. Тогда я была один на один со своей влюбленностью и наивной зацикленностью на мужчине, которого толком не знала. Тогда он существовал только в моей фантазии, и чувство стыда меня не мучило. Но потом он снова проявился, предложил встретиться в тот же вечер, и после этого возврата назад уже не было. Фантазии сменились поступками, а с поступками возник конфликт. На поступки я не могу закрыть глаза: их совершаю я, и я за них отвечаю. Это я шлю ему эсэмэски, стоит ему только написать мне. Это я приглашаю няню, делая вид, что работаю допоздна, когда он хочет со мной встретиться. Это я разговариваю с ним по ночам по телефону, когда Иван заснул. Все это делаю я, и меня жжет подозрение, что я поступаю неправильно. Однако я все это делаю. Снова и снова.

Я так влюблена – просто не знаю, что мне делать с самой собой, однако поделиться чувствами мне не с кем. Мои мысли невыносимы для меня самой. Три недели я молчу о том, что происходит, три недели постоянно переживаю и фантазирую в душе. Три недели мой мозг напряженно работает, пытаясь срежиссировать этот роман, – поскольку мне кажется, что это именно роман, – делая его удобоваримым для стороннего наблюдателя.

Не прошло еще двух лет с тех пор, как ты умер. Прошло всего год и восемь месяцев, и я не понимаю, как я могла бы дальше сдерживаться. Совсем недавно этот вопрос не стоял вообще – но вот за одну ночь он превратился в главную дилемму моей жизни. Можно ли мне идти дальше? Смогу ли я идти дальше? Означает ли все это, что я хладнокровная и отвратительная, раз я влюбилась – да, влюбилась – так скоро после того, как потеряла тебя?

На фоне моих внутренних мучений внешний процесс, похоже, идет своим чередом. Кажется, я совсем утратила контроль над своими действиями. Например, я не могу сдержаться и не ответить тут же, стоит ему написать мне. А он пишет мне часто. По нескольку раз в день. Порой создается впечатление, что наш диалог не прерывается, а лишь ставится на паузу, когда мы должны заняться работой или детьми. Затем мы снова возвращаемся к той же теме. Мы делимся друг с другом внешне бессмысленными, но на самом деле тщательно отобранными селфи в повседневных ситуациях: в лифте, на улице, в метро, на работе, фотографиями еды, которую мы едим, и посуды, которую моем, и своих лиц с разинутыми пенными ртами, когда чистим зубы. Меня по-прежнему волнует, как я выгляжу на фотографиях, порой я редактирую их, прежде чем отправить. Перечитываю наши прежние эсэмэски, пытаясь взглянуть на них его глазами, понять, какой я ему кажусь. Не хочу, чтобы он считал меня хвастливой. Или неумной. Или слишком невротичной. И уже тем более приставучей. Я хочу, чтобы он считал меня красивой, крутой и веселой. Потому что мне кажется, что он именно такой. Мужественный, зрелый, умный и красивый. Все это есть в нем, и мне хочется, чтобы обо мне он думал то же самое.

Я нетерпеливо жду его ответа с той самой секунды, когда отсылаю свое сообщение, и до той секунды, когда приходит его ответ. Если проходит хотя бы несколько минут, меня охватывает паника. Минуты медленно ползут вперед, кажутся бессмысленными, пока ответ не заставит мой телефон вибрировать, и я снова начинаю существовать, пульсировать. Затем все повторяется сначала. Дни ползут – и одновременно несутся вскачь. Одно за другим я совершаю действия, приводящие меня все ближе к нему, уводящие все дальше от тебя, и не могу сдержаться. Раньше я и не подозревала, что настолько не умею себя контролировать. К тому же я не подозревала, что у меня так много свободного времени. И столько энергии.

Внезапно целый день может пройти без единой мысли о тебе. Внезапно вечера с Иваном после садика уже не кажутся такими тяжелыми. Когда мы играем на площадке, а потом катим домой с заходом в магазин, чтобы начать ежевечерний ритуал с детской передачей, сказками и фрикадельками, я уже не чувствую себя той унылой фигурой, какой была раньше. Скорее наоборот. Я интересный человек, ведущий тайную жизнь наряду со своей родительской ролью. У меня есть мужчина, который скучает по мне, который ждет сигнала, чтобы позвонить мне, едва Иван заснет, который считает меня привлекательной женщиной и интересной собеседницей. Внезапно я уже не только мама и скорбящая вдова. Внезапно я что-то значу еще для кого-то, кроме Ивана.