Алкоголь. Я люблю выпить в компании друзей, но пьяницей не являюсь, поэтому мой запас спиртного продержался долго. Случались достаточно длительные периоды времени, в течение которых я вообще не притрагивался к выпивке. Бутылка или банка пива откупоривались обычно по случаю или особенно удачного дневного перехода, или при прохождении очередной важной вехи. С холодом, влагой и усталостью хорошая кружка горячего кофе расправлялась удачнее, чем алкоголь. Спиртное обезвоживает организм, поэтому принимать его надо со всей осторожностью. Больше всего алкоголя было потреблено в Южном океане – я постоянно добавлял бренди и виски в кофе.

Табак. Я прекрасно обошелся бы и без курева. До отплытия мне требовалось от 10 до 15 сигарет в день. В море я снизил эту норму до 11 штук. Когда сигареты закончились, я не страдал от их отсутствия, напротив, мое самочувствие даже улучшилось. Я уверен в том, что многие желающие бросить курить, не в состоянии это сделать, лишь в силу доступности сигарет. Я опять начал курить, сразу после возвращения.

Я сам

Я вышел в море, находясь в неплохой физической форме, хотя и ощущал усталость после полутора месяцев напряженной работы по подготовке лодки. Пары дней хватило на то, чтобы войти в ритм пребывания в открытом море и избавиться от вялости, столь присущей жизни на берегу. За первую половину путешествия я немного потерял в весе, мои ноги заметно похудели, но к концу плавания я даже прибавил около трех килограммов. Произошло это за счет мышечной массы рук, плеч и груди. Зато мои лишенные нормальной нагрузки ноги заметно ослабли. В первые дни после возвращения домой я уставал, пройдя пару сотен ярдов.

Имей я достаточно времени на подготовку, я обратился бы к кому-нибудь за компетентным советом касательно программы физических упражнений. Я подкачивал пресс и делал приседания, но все эти упражнения были бессистемны и их эффект, по-видимому, ограничивался эмоциональной сферой.

Если не считать инцидента с попавшей в глаза кислотой, мое зрения сейчас такое же хорошее, как и перед путешествием. Я никогда не испытывал проблем в плане различения цветовых оттенков. Длительное пребывание в море не отразилось на моем обонянии, слухе, вкусе и осязании, разве что пальцы потеряли чувствительность из-за того, что кожа на них загрубела.

Скорость моих реакций не претерпела значительных перемен, но внутреннее отношение ко многим проблемным вопросам существенно изменилось. Теперь я склонен дольше обдумывать вещи, более глубоко размышлять над способами разрешения проблем. Такое приходит с возрастом, но одиночное плавание ускорило этот процесс.

Возможность поддерживать контакт с внешним миром приносила и радости, и огорчения. Острое чувство радости в момент передачи сообщений сменялось резким и сильным депрессивным разочарованием после того, как заканчивался сеанс радиосвязи. За исключением двух месяцев в Южном океане, когда не было никаких радиосеансов, я был в курсе всех мировых новостей и никогда не ощущал оторванность от событий.

Мне не пришлось иметь дело с предельными температурами – я не мерз до посинения и не изнывал от жары. Температура воздуха была почти нулевой у мыса Горн и поднималась до отметки 40° в районе тропиков. Резких температурных скачков не было, однако я с трудом адаптировался к жаркой погоде в южной части Атлантического океана после того, как провел пять месяцев в Ревущих сороковых широтах. Недооценив силу солнца, я получил легкий солнечный удар в зоне переменных ветров.

Сразу после гонки Suhaili была разобрана до голого корпуса и полностью перестроена внутри. Спустя три года она плавала с моей семьей в Португалию и затем перевезла нас в Шотландию, когда мы переехали туда в середине 70-х годов. За несколько лет мы обошли все Западные острова, а в 1979 году прятались от шторма Fastnet[39] на якорной стоянке в Саунд оф Муле, вместе с Крисом Бонингтоном, который возвращался из альпинистской экспедиции на остров Скай. Позже мы опять переехали на юг. Когда я гонялся на огромных катамаранах через Атлантический океан, она стояла около Ипсвича для ремонта и осмотра, но потом была быстро переоборудована для регаты OSTAR в 1988 году[40]. Мы не прошли значительного расстояния, от долгого простоя рассохлись ее законопаченные швы и она начала сильно протекать. Я был вынужден повернуть домой приблизительно после 800 миль пройденных в Атлантическом океане.

Год спустя, тщательно законопатив швы, мы отправились в Америку по маршруту Колумба, используя для навигации исключительно астролябию. Результаты оказались на удивление хороши. После пройденных 3000 миль плавания мы обнаружили Сан Сальвадор, с отклонением около 8 миль по широте и 21 миля по долготе, которые показали, что исследователи в пятнадцатом веке могли найти путь обратно или куда-либо, если конечно они знали, где это было!

Поскольку я был не в состоянии оплатить страховку для этого сольного плавания, то на обратном пути взял экипаж и страховая премия стала терпимой. Мы столкнулись с большим штормом в ноябре и после четырех нокдаунов потеряли обе мачты, и были вынуждены плыть 1400 миль до Азорских островов под аварийным парусным вооружением. По дороге нам предложило помощь грузовое судно, которое почти протаранив нас, спустило сетки для карабкания на борт. Его команда была готова к самому худшему и столпилась у борта, надев спасательные жилеты. Однако, хотя и немного потрепанная Suhaili была еще годна для плавания (мы были скорее испуганы, чем находились в бедственном положении), то мы отказались от предложения.

В следующем году мы поплыли на север, это был наш первый арктический опыт. Вместе с Крисом Бонингтоном и маленькой командой мы попытались подняться на непокоренный пик, на восточном побережье Гренландии к северу от Полярного круга (см. книги, написанные совместно с Крисом Бонингтоном и изданные ВВС – Путешествие Колумба и Море, лед и камень. Датское правительство заявило, что Suhaili не подходит для плавания в этих водах, по словам же местных жителей, мы слишком рано приплыли и встретиться с плавучим льдом. Поэтому мы отправились к Исландии. В открытом море лед нам не встретился, но во фьордах было полно плавучих льдин. Они дали нам новый опыт долговременного маневрирования между льдинами, чтобы найти подходящее место для причаливания к берегу. Вид этой дикой и пустынной местности был красив до умопомрачения, а опыт горного восхождения стал наиболее удаленным от морского дела переживанием моей жизни, если не считать однажды совершенного мной прыжка с парашютом. Возвращение под парусом домой показало нам, как в свое время была колонизирована Исландия – в середине лета до нее легко доплыть, а к концу августа начинают дуть частые штормовые ветры.

Вскоре после этого администрация Национального морского музея в Гринвиче обратилась ко мне с вопросом, может ли Suhaili стать частью новой выставочной экспозиции. Я был поставлен перед сложным выбором, прекрасно понимая, что она заслужила это, но в то же время, отправив ее в музей, я покину ее. Suhaili отправилась в Гринвич, но не прошло и двух лет, как стало очевидно, что сухой воздух выставочного павильона разрушительно действует на деревянные части ее конструкции. Останься лодка там еще на какое-то время, ей уже никогда не придется плавать по морю. Поэтому я решил взять ее оттуда и возвратить в Фалмут. После ремонта она была поставлена у причала нового Национального морского музея в Корнуолле, откуда я время от времени выходил на ней в море.