Однако если не удостовериться, это будет на его совести, а на его совести хватает женщин — лишних ему не надо.

Они поехали в жилищно-строительное общество, и Реджи забрала оттуда деньги. У них уговор. Реджи отдает ему все сбережения, а он их тратит. Ощущение, по крайней мере, таково. Еще они купили сэндвичей, сока, телефонную зарядку для Реджи и дорожный атлас. В свой талант ориентироваться в Бермудском треугольнике Уэнслидейла Джексон больше не верил.

— Я правда тебе все верну, — сказал он, когда она опустошила свой счет в банкомате на Джордж-стрит. — Я богатый, — прибавил он, хотя обычно не признавался в этом с такой готовностью.

— Ну знамо дело, — ответила она, — а я Царица Как-Там-Ее.

— Савская?

— В том числе.

Единственная машина, которую эдинбургский прокат смог предоставить Джексону, способному водить только одной рукой, — автоматическая коробка передач плюс тормоз на руле, — исполинский «рено-эспас», в котором можно хоть поселиться, если необходимо. «Эспас» — э-э, хоть кого-то спас? Впрочем, их с Реджи это огромное авто спасало.

— Детские сиденья понадобятся? — спросила женщина средних лет за стойкой. «Вера» — гласил ее бедж, — почти нью-эйджевое послание. — Это семейный автомобиль, — сказала она с упреком, будто они не прошли ее экзамена на семейственность; редко людям дают менее подходящие имена, подумал Джексон.

— Мы и есть семья, — сказала Реджи; собака ободряюще завиляла хвостом.

Джексона укололо нечто сильно похожее на потерю. Семейный человек без семьи. Тесса насчет детей высказывалась двусмысленно: «Случится — значит, случится», но ведь она пила таблетки, а значит, беззаботность эта явно напускная. Детей он с ней толком не обсуждал — слишком личное, неловко спрашивать. Может, они и женаты, но едва знают друг друга.

На месте Веры он бы тоже без особой охоты отдавал ключи от машины человеку, который, по роже судя, только что вышел из тюрьмы, из больницы или из тюрьмы через больницу. «Вопреки всем моим рекомендациям», — сказал Гарри Поттер, когда Джексон уходил. «Пусть это будет на вашей совести», — сказала доктор Фостер. «Да ты придурок, братан», — засмеялся австралиец Майк.

С синяками и раной на лбу Джексон больше смахивал на преступника, чем на жертву, а с рукой на перевязи любому хватит ума не пустить Джексона за руль, поэтому Реджи размотала бинты и тональным кремом замазала синяки.

— А то у вас такой вид, будто вы в бегах или вроде того.

Джексон всю жизнь чувствовал себя так, будто он в бегах (или вроде того), но Реджи он об этом не сказал.

Дерзко наплевав на закон, он присвоил водительские права Эндрю Декера, которые эффектно вручила ему Реджи («Они были в ваших вещах»). Увы, отсутствие прочих удостоверений личности смутило Веру — узнав, что других подтверждений существования у Джексона нет, она недовольно нахмурилась.

— Вы же можете оказаться кем угодно, — сказала она.

— Ну, не кем угодно, — пробормотал Джексон, но развивать мысль не стал.

Можно было и на поезд сесть — да только сесть на поезд нельзя. Джексон добрался до касс на вокзале Уэверли (Реджи держалась подле, точно преданная собачонка), и тут накрыла волна адреналина. Теория «упал — садись на лошадь снова» прекрасна, когда это просто теория (или даже когда просто лошадь), но если перед тобой маячит отнюдь не теоретическая перспектива беспощадного железного коня, который отчетливо напоминает 125-й междугородний и тянет за собой устрашающие воспоминания, — вот тогда все иначе.

Возможно, сказали в больнице, он так и не вспомнит, что происходило перед катастрофой, но нет, он вспоминал все больше, и оно складывалось в лоскутное одеяло несшитых фрагментов — «Высокий чапарель», красные туфли, внезапно мертвое лицо солдата, когда Джексон повернул ему голову в грязи. «МЯСОРУБКА!» — кричал газетный заголовок, который показали в больнице. Чистая удача, что Джексон жив, когда другие погибли, мойры на минуточку отвлеклись, и выживание даровано ему, а не кому другому.

Старуха с Кэтрин Куксон, женщина в красном, поношенный костюм — где они теперь? Никуда не денешься — Джексон вопрошал, имеет ли право быть на ногах (ну, более или менее), когда еще пятнадцать человек лежат в холодном морге. И кто такой этот его альтер эго? Может, настоящий Эндрю Декер еще в больнице, или пережил катастрофу без единой царапины, или его путешествие оборвалось роковым образом? Имя по-прежнему звоночком звенело в измочаленной памяти, но Джексон не знал почему.

Видимо, это и есть угрызения выжившего. Он не раз выживал, не угрызаясь, — во всяком случае, не сознавал, что угрызается. Всю жизнь он провел будто среди последствий катастрофы, в бесконечном временном постскриптуме, которым обернулось его существование после убийства сестры и самоубийства брата. Этот ужас он втянул внутрь, приговорил к одиночному заключению и вскармливал, пока тот не уплотнился в твердый черный уголек в сердцевине души. Однако сейчас катастрофа произошла вовне, разрушения осязаемы, и за дверью комнаты, где Джексон спал, — руины.

— Все мы выжили, мистер Б., — сказала Реджи.

На вокзале Уэверли он потерял управление — впервые в жизни у него случился приступ паники. Джексон доковылял до железной скамейки в вокзальном вестибюле, тяжко сел и свесил голову меж колен. Все его огибали. Наверное, похож на избитого пьянчугу. Такое ощущение, будто у него сердечный приступ. Может, у него и вправду сердечный приступ.

— Не, — сказала Реджи, пощупав пульс у него на запястье. — Просто трясучка напала. Дышите, — посоветовала она. — Всегда помогает.

В конце концов черные мухи перед глазами прекратили танцевать, а сердце перестало пробивать дыру в ребрах. Джексон глотнул воды из бутылки, которую Реджи купила в кофейном киоске, и решил, что, пожалуй, приходит в норму — ну, с поправкой на мир после железнодорожной катастрофы.

— Только давай договоримся, — сказал он Реджи. — Сейчас ты мне жизнь не спасаешь. Ясно?

— Ну знамо дело.

— Посттравматический стресс, что ли, — пробормотал он.

— И нечего стыдиться, — сказала Реджи. — Это как… — и она взмахнула рукой, — знак почета. Вы того солдата из вагона вытащили. Жалко только, что он умер.

— Спасибо.

— Вы герой.

— Никакой я не герой, — сказал Джексон. («Я когда-то был полицейским, — подумал он. — Я был мужчиной. А теперь в поезд сесть не могу».)

— И к тому же, — сказала Реджи, — поезда пустили в объезд, пришлось бы садиться в автобус, потом опять на поезд. Машина — гораздо проще.

— Ничего? — бульдозером напирала Вера. — Паспорт? Выписка из банка? Счет за газ? Ничего?

— Ничего, — подтвердил Джексон. — Я потерял бумажник. Я попал в железнодорожную катастрофу в Масселбурге.

— Мы не делаем исключений.

И ладно бы удостоверение — отсутствие кредитки смутило Веру еще сильнее.