но и одежду. «Цветы для шуб в употреблении светлые, как-то: зеленого остролистника, или алый…» — сообщал «Московский телеграф». Искусственными цветами украшалась прическа: «если в уборку головы идут бриллианты, тогда туберозы или белые розы заменяют герании или гранатовые листочки». С украшениями из живых цветов советовали быть осторожнее, поскольку иногда от их аромата некоторым дамам становилось дурно.

Светлые длинные лайковые перчатки носили с платьями с короткими рукавами. Дамы аккуратно натягивали их так, чтобы не образовывалось ни единой складочки, чтобы красиво обрисовывалась форма рук. Модницы оставляли открытыми небольшую часть руки в самом верху; это казалось верхом элегантности.

К тому же появился еще один вид перчаток с обрезанными пальцами. Журнал «Молва» за 1831 год рассказывал, что «дама хорошего тона не может теперь даже дома обойтись без перчаток с обрезанными пальцами. Они бывают шелковые или из шотландской бумаги разных приятных цветов». Шотландской бумагой называли ткань, сотканную из специально обработанной хлопковой нити, а такие перчатки без пальцев называли «митенки».

Не вышли из моды веера, их делали маленькими, с каким-нибудь модным рисунком (обезьянки, к примеру). Дамы носили их за поясом, мода рекомендовала некоторые правила пользования ими. Так, в театре, когда дама уставала от лорнета, она могла положить его на край ложи, «но веер никак не должно выпускать из рук».

Мы рассказываем о модницах и щеголихах, чьи туалеты продумывались в мельчайших деталях, с невероятной тщательностью и старанием, и ни разу не сказали о тех, кто был совершенно равнодушен к подобным занятиям. Многие дамы и девицы одевались по своему усмотрению. Они не считались с велением моды, внешностью или стилем, одевались просто — в то, что нравилось. Их туалеты порой представляли собой чудовищное смешение старой и новой моды. Шляпы пестрели невероятно яркими, не гармонирующими друг с другом цветами. Вместе с тяжелыми ожерельями и монистами носили новомодное украшение под названием «севинье». И если на руки она надевала модные длинные перчатки, то на ноги могла, не задумываясь, надеть грузные старенькие башмачки. И если одну ее ручку украшал роскошный французский браслетик, то другую — широченное запястье, усыпанное драгоценными камнями. И не разобраться, что из какой эпохи, и не понять, что подделка, а что драгоценная вещица.

Середина века ознаменовалась обращением к французскому придворному костюму середины XVIII века. Если представляемая нами героиня дожила до этого времени, то ей было уже не меньше семидесяти с лишним лет, но поверьте, это не возраст для настоящей щеголихи. Графиня Разумовская, по словам Пыляева, очень любила Париж и уезжала туда каждые три года. Несмотря на утомительную дорогу, она «одним духом доехала до Париже — ей было тогда 84 года; приехала она довольно поздно вечером, а на другой день, утром, как ни в чем не бывало гуляла по любимой своей rue de la Paix. В то время в Париже находилась старая венская приятельница и ровесница графини, княгиня Грасалькович, урожденная Эстергази, славившаяся тоже необыкновенною своею бодростью, несмотря на свои преклонные лета. Узнав, что Разумовская одним духом доскакала до Парижа для заказа нарядов, княгиня с завистью воскликнула: «После этого мне остается только съездить на два дня в Нью-Йорк!»».

Так вот, в 51-м году появился кринолин — широченная юбка на обручах, последовательно соединенных друг с другом тесьмой. Мода на кринолины просуществовала до 1867 года и бесследно исчезла.

Наша франтиха непременно должна была заказать такое платье. Хотя было оно и тяжеловато: широченная юбка затрудняла движение и особенные неудобства вызывала у кавалера, сопровождавшего даму.

О кринолинах, во время их появления в России, писали так много и неодобрительно, как ни об одном другом туалете. Писали, что везде в Европе они уже отошли и, разумеется, не могли надолго прижиться из-за своих невероятных и совершенно неудобных размеров. Хотя это было не совсем так, и побывавший в России в 1859 году французский писатель Теофиль Готье рассказывал, что русские щеголихи, как и французские, носили кринолины.

Писали о массе неудобств, доставляемых ими, о том, например, что современные кареты не вмещали в себя дам с такими юбками и что некоторые модники жалеют, что не сохранились вместительные старинные кареты. В том же году журналист из «Современника» (Т. 63, № 6) рассказывал, что «… гулянье в Летнем саду убедило меня решительно в неслыханном безобразии кринолинов. О, Боже! До чего может довести мода! Неужели эти самошевелящиеся юбки, надутые как шары, красивы и удобны?… Умоляю иногородних дам и барышень: не увлекаться безобразной модой кринолина — и торжественно отвергнуть его».

Журналы не останавливались на этом и из номера в номер продолжали сообщать о нелепостях, происходящих с этими юбками. Так однажды на балу кавалер, танцующий с дамой, заметил из-за произвольно колыхающегося платья цвет ее панталончиков. О чем он тут же сказал своей даме. И несмотря на это вопиющее неприличие и со стороны дамы, и со стороны кавалера, дама, рассказывали, не сняла кринолина и стала носить другое нижнее белье, которое не выглядывало из-за края юбки.

И что уж совсем невероятно, однажды в открытое окно в комнате, где сидели дамы в кринолинах, ударила молния. Она попала в металлические обручи юбок, ткань на них загорелась, и дамы, хоть и не пострадали, страшно перепугались.

В одном из изданий того времени в шутливой форме рассказывалось, как некий господин, чья жена носила это модное платье, обращался в газету с просьбой убедить публику «устроить такую школу, в которой бы мужчин учили ходить с дамами, имеющими слабость носить кринолины. Вести под руку модную даму, по его мнению, довольно хитрая наука…».

Можно привести и еще один смешной эпизод. Родители одной девицы не хотели отпускать ее на бал, где она могла встретиться с предметом своих грез, против которого они были настроены. После долгих уговоров и наставлений, с которыми строптивая дочь не соглашалась, мать заперла ее в собственной комнате на третьем этаже. Но девушка оказалась бойкой. Она собралась на вечер со всей тщательностью, разумеется, надела кринолин, отворила окно и, ни капельки не страшась, выпрыгнула из своей «темницы». Кринолин сыграл роль парашюта, девушка благополучно приземлилась на землю, отряхнулась и поспешила на бал. Говорят, что родители так и не заметили ее отсутствия.

Бывали случаи, когда кринолины пытались запрещать. Но мода оказывалась сильнее. Некоторое время спустя тот, кто их бранил, начинал их носить.

Кстати, когда две смелые модницы, которым надоело ходить в этих юбках, появились в обществе в платьях простого покроя, видимо рассчитывая произвести фурор и обратить на себя внимание, то они всем показались