Я с удовольствием сказал себе:

— Запросто!

Имелись ещё две кассеты. Я опять проверил: с записями. И вернулся в джакузи. Приказал себе: полчаса полного покоя. Вдруг явилась провокационная мыслишка: место ведь оплачено, можно полежать часик и отмокнуть окончательно, поужинать в ресторане, потом послушать в баре джаз и, выспавшись в хорошей постели, утром каким-нибудь первым же рейсом на север… Неужели не заслужил?

Зря я услышал это карканье, записанное магнитофоном. С такими голосами только и пытают.

Ефим Шлайн уже в возрасте. Вынесет ли он проклятущий зиндан и истязания?

Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, я попытался вспомнить собственные ловкие ходы на допросах. Нашелся один… В Сингапуре в 1984 году агенты индийской спецслужбы, именуемой УАИ, то есть Управление анализа и исследований, вообразили, что я перехватил принадлежавшую им информацию о сикхских сепаратистах. Они затащили меня в подвал возле верфи «Кеппел», слегка помяли и допросили под детектором лжи.

На самом-то деле я гонялся за торговцем фальшивыми бриллиантами, который ходил в чалме и носил бороду, только и всего. Он был сикх, но не сепаратист, и вообще таиландский подданный. Меня разозлило это индийское беспардонное хватание без проверки, да ещё на чужой территории, то есть сингапурской. Полагалось преподать нахалам урок джентльменского поведения.

Фокус при допросе под полиграфом состоит в том, чтобы успеть заранее наглотаться слабительных таблеток. Спустя некоторое время ваш мозг ни на что не реагирует, он сосредоточен на сигналах, поступающих из кишок, с одной стороны, и на выдаче команд, чтобы сдержать понос, с другой. И, конечно, оператор детектора заорет: «Что ты за тип? На все ответы накладывается напряжение, на все без исключения! Ты что, патологический трус?» Неминуемый жидкий стул расценивается впоследствии как яркое свидетельство медвежьей болезни. Тотальный испуг, как говорится, на лицо. Ну, какой вы, к чертям, прости Господи, агент на самом-то деле, если и допрос ещё не начинали толком, а у вас полные штаны…

В Чечне, я слышал, детектором лжи называют валенок с песком. Охаживают по почкам, следов не оставляет.

Нет, не лежалось в джакузи.

Собравшись в дорогу и заказав такси, я с четверть часа слонялся по второму этажу между ресторанами с названиями «Оливье», «Дельфино», «Венус», «Топаз», «Бриз» и «Каскад», вчитываясь в вывешенные меню. В конце концов выбрал «Гурмет», где под две бутылки «Перье» съел брик по-берберски, баранину по-эмирски и фаршированных кальмаров. За десертом из распаренных семян лотоса в сладком сиропе я пересчитал оставшиеся деньги, почувствовал полнейшее удовлетворение и, расслабившись, отвалил чрезмерный бакшиш официанту в маршальской форме.

Возле бильярдного салона мне далась на руки серая мускулистая с острой мордой кошечка, которая, едва я поднял её и погладил, вывернулась из ладоней, словно смазанная жиром. Она уселась, обернув себя хвостом, под картиной, изображавшей со спины девочку в коротком сарафанчике колоколом, не прикрывавшем розоватые ягодицы.

Мы были совершенно одни в огромном, бескрайнем холле гостиницы. Кошечка рассматривала меня, а я — её, и нам обоим это нравилось.

Свидание длилось минуты три. Я подозревал, что она все-таки ждала другого. Оказалось, другую.

Кошку вспугнули раскрывшиеся створки светлого дерева. В пространстве за ними я увидел залитое искусственным солнечным светом море — метров сто морской воды под высоким куполом между стеклянными стенами с какими-то бесконечными эмалированными перилами.

Над створками, оказывается, висела табличка: «Глобальный отдых для вашего организма, купание в морской воде с натуральным течением, аквагимнастика, омоложение вен, антистресс, восстановление ментальной и физической энергетики, биокосметика…»

Я не успел дочитать.

Высокая туниска в просторном шелковом хитоне возникла со стороны искусственного моря, и мне пришлось уступить ей дорогу. Огромные глазищи, высокие скулы, немного выпуклый нос, мелкие уши под зачесанными с висков и лба черными прямыми волосами. На чуть суховатых губах без косметики ещё оставалась улыбка после прощания с персоналом бассейна, а глаза казались грустными. Огромные золотые серьги в форме змеи, заглатывающей собственный хвост, сверкнули на мочках. Женщина по инерции улыбнулась и мне, а я улыбнулся в ответ. Даже изобразил нечто вроде кивка.

Полуобернувшись, я смотрел, как кошка, задрав хвост и норовя потереться о высокие стройные ноги, бежит следом за необыкновенной женщиной.

Это свидание длилось с полминуты.

В полном одиночестве посреди бескрайнего, как рынок в Кимрах, холла гостиницы «Гасдрубал-Таласса» я присел в кресле на дорожку, перекрестился и отправился к такси, которое меня уже ждало.

1

Праус Камерон вышел из «Москвича» с затемненными стеклами у аптеки «36,6» на Тверской, спустился в подземный переход и услышал, как девочка, сидящая на складном табурете, делает на татарской двухрядке «фортиссимо» из мелодии «Париж, Париж, ты в синеве ночной…» Музыку заказывал Жак Филиппар, чей серый китайский пуховик маячил на подъеме у противоположного конца перехода. Сигнал: чисто, и оба пристанища готовы.

Камерон походя покосился на банку из-под «нескафе» между валенками юного дарования. Пятидесятирублевая банкнота лежала поверх нескольких монеток. «Зажирели — подумал он про своих, — стали не осторожны…» Классическое последствие пребывания в бедной стране: притупление чувства меры. Конечно, дело не в полутора долларах за купленную песенку, это мелочь. Дело в излишестве, которое бросается в глаза даже ему, Праусу Камерону, приезжему. Где нищета, там и дешевая продажность. Переплачивать значит выделяться…

Нехитрый московский трюк заключался в том, что Камерон снимал два одноместных стандартных номера в двух гостиницах, различных по разряду. В «Мариотт Гранд Отеле», Тверская, 26, за триста пятнадцать долларов в сутки, и в гостинице «Минск», Тверская, 22, за сорок три доллара. В первой селился Филиппар, во второй — его старший напарник Ортель. В зависимости от необходимости, Камерон ночевал или встречался с нужными людьми в любой из двух гостиниц, недалеко отстоявших друг от друга. Приход и уход и, соответственно, получение и возвращение портье ключей имитировали для него Филиппар и Ортель. В их задачу входило техническое обеспечение работы шефа региональной резидентуры европейской Спецкомиссии.

Праус шел в «Минск». Пропуск в гостиницу, а также ключ от номера 448 лежали в кармане его плаща с подбоем. Минуя стеклянные двери и вестибюль с охраной, Праус поморщился. У окошка приема постояльцев заливался смехом здоровяк в кожаном пальто и высокой меховой ушанке. Отсмеявшись, он сказал спутнику в кашемировом полупальто и бейсбольной кепке с надписью «Пума»:

— Поедем в «Россию»! За сороковик в Москве только ночлежки. Смех и грех… Давай где не меньше сотни баксов… Ты, казачок, подсовываешь мне дешевку!