– Похоже, ты вжился в образ, – хвалил брата Лео.

Сам он появлялся на работе лишь ненадолго. Как-то раз поужинал с коллегами в «Риче», но домой вернулся рано и тут же объявил Дэну, что был как никогда близок к провалу. Он показал на пальцах, насколько близок. Малин Фруде почти догадалась, в чем дело.

– Но она не догадалась? – спросил Дэн.

– Нет, в конце концов списала все на мою влюбленность.

– Ей было больно?

– Не преувеличивай.

Дэн знал, что Лео флиртует с Малин, которая разводится с мужем и дорабатывает в фонде последние дни. Но брат постоянно повторял, что Малин не испытывает по отношению к нему ничего серьезного. Она влюблена в Блумквиста, в журналиста. Их отношения – не более чем игра. Игра? Они с Лео основательно обсудили этот вопрос, обменялись мнениями, мыслями и сплетнями. Братья разработали план, и ничто, как казалось, не могло помешать его осуществлению. Дэн помнил, с какой тщательностью они подготовились к встрече с Ракель Грейтц. Дэн должен был спрятаться, а Лео – подвергнуть Ракель допросу. Вначале осторожному, затем все более агрессивному. За день до этого, двадцать второго декабря, Малин устраивала прощальную вечеринку у себя на Бондегатан. Но Лео, как и Дэн, не выносил шумных компаний и тесных помещений. У него была идея получше. Он показал брату свой кабинет в здании фонда Альфреда Эгрена; в тот вечер оно пустовало. Коллеги отправились кто на вечеринку к Малин, кто домой. Приближалось Рождество. Мысль Лео Дэну понравилась. Его давно интересовала работа брата.

В восемь вечера они вышли из дому с разницей в десять минут. Первым – Лео, с бутылками шампанского и бургундского в портфеле. За ним – Дэн, в светлом костюме Лео и темном пальто. Было холодно. Шел снег. Братьям предстоял хороший праздник. Наутро после встречи с Ракель Грейтц они хотели выйти на публику со своей историей. Кроме того, Лео, несмотря на протесты брата, пообещал ему щедрое финансовое пожертвование. Он решил раз и навсегда покончить с неравенством. Равно как и с финансовым миром, и с тоскливым прозябанием в офисе фонда Альфреда Эгрена.

Вечер получился чудесный. Они играли дуэтом, потом пили за здоровье друг друга. Оба были полны надежд и мыслей о будущем. В воздухе витали невысказанные обещания завтрашнего дня. Но что-то пошло не так. Дэн полагал, что причиной тому стал кабинет Лео в фонде Альфреда Эгрена.

С его потолка смотрели ренессансные ангелочки. На стенах красовались полотна художников рубежа XIX–XX веков. На полках были расставлены настоящие китайские вазы, а ручки ящиков бюро сделаны из чистого золота.

На какой-то момент вся эта роскошь неприятно поразила Дэна и спровоцировала его на грубость.

– О, я вижу, ты не бедствуешь, – сказал он и с вызовом посмотрел на брата.

– Понимаю… – смутился тот. – Самому стыдно. Но, видишь ли… это все не мое, отцовское… Лично мне никогда не нравился этот кабинет.

– Тем не менее ты привел меня именно сюда, – продолжал наседать Дэн. – Не упустил возможности лишний раз ткнуть меня лицом в грязь.

– Нет-нет… прости… – оправдывался Лео. – Я просто хотел показать тебе свою жизнь. Все это чудовищно несправедливо, я понимаю…

– Несправедливо? – повторил Дэн.

Как будто этого слова было недостаточно, чтобы передать возмутительность ситуации. Это было не просто несправедливо. Это было неприлично. Это переходило все границы. Дэн нервно бродил из угла в угол. Обвинял, оскорблял, возмущался. Потом опомнился, извинился и… начал по новой. Что-то сломалось в их отношениях. Испарилось, разрушилось – раз и навсегда. Что-то, что присутствовало в них изначально, но до поры было вытеснено пьянящей радостью встречи. А теперь проснулось – и не столько изменило ситуацию, сколько позволило увидеть ее под другим углом, пролить свет на то, чего до сих пор они не замечали.

– И у тебя, при всем этом, – Дэн обвел взглядом потолок с ангелочками, – еще хватало наглости жаловаться и ныть… «Мама меня не понимает, а папе вообще наплевать на мои проблемы», – передразнил он. – Я не играю в эти игры, слышишь? Мне очень жаль, мое разнесчастное второе «я». Надеюсь, ты меня понимаешь. Я голодал, меня били. У меня ни черта не было, а ты… – Дэн затрясся всем телом, сам толком не понимая, что происходит. Быть может, виной всему стал алкоголь. Оба они были пьяны. Но Дэн обвинял Лео во лжи. Он выставил его глупым, кокетливым снобом. Еще немного – и Дэн грохнул бы о пол пару китайских ваз. Но он предпочел хлопнуть дверью. Исчезнуть. Скрыться в темноте промозглой улицы. Чтобы, промерзнув неизвестно где несколько часов, вернуться в свой убогий отель на Шерсхольмене и проспать до одиннадцати часов следующего дня.

В полдень он снова появился под дверью квартиры Лео на Флорагатан и снова обнимал брата и просил у него прощения. Оба они просили прощения друг у друга, а потом стали готовиться к визиту Ракель Грейтц. Но вчерашний день оставил неприятный осадок. В их отношениях появилось нечто новое, или же наоборот: что-то ушло из них безвозвратно. Так или иначе, это повлияло на дальнейшие события.

* * *

Обо всем этом Дэн вспоминал спустя полтора года, когда, гримасничая и бурча себе под нос, сворачивал на Смоландгатан. Он миновал бар «Кунстнербарен». Часы показывали всего десять утра, а Дэн уже взмок от жары и тяжело дышал. Хотя, возможно, он просто переволновался. Что и говорить, встреча с известным на всю Швецию репортером – ответственное мероприятие.

* * *

Что, помимо склонности к садизму, было общего у Ракель Грейтц и Бенито Андерссон? Тем не менее обе они жаждали встречи с Лисбет Саландер. Дамы не были знакомы и, встретившись где-нибудь случайно, вероятно, не почувствовали бы друг к другу ничего, кроме презрения. Но сейчас обе они были одинаково одержимы одной идеей – устранить Лисбет. Обе плели сети и расставляли ловушки, не уступая друг другу в изобретательности, несмотря на разницу в образовании. Бенито сблизилась с мотоклубом «Свавельшё МК», располагавшим информацией о сестре Лисбет, Камилле, и ее хакерах. Ракель полагалась прежде всего на себя и, несмотря на свой рак, была полна сил и желания действовать. Сейчас она проживала в одном из отелей на Кунгсхольмене, куда переехала на время, чтобы замести следы. Ракель понимала, что ситуация сложилась угрожающая, и ожидала худшего. Она поняла это уже тогда, в декабре, полтора года назад. Она шла ва-банк, но другого выхода не видела.

Для начала надо было разобраться с Саландер и фон Кантерборг. Но следы обеих так безнадежно затерялись, что Ракель решила переключиться на Даниэля Бролина. Он был слаб. Он всегда оставался слабым звеном. Именно поэтому в этот жаркий день Ракель шла по Хамнгатан в тонком сером костюме и черном хлопковом пуловере. Она буквально излучала энергию, несмотря на боль в спине, но страшно мучилась от жары. В конце концов, что происходит со Швецией? В годы ее молодости не было такого солнца. Это же тропики! Безумие! Ракель взмокла, одежда липла к телу. Внезапно она ощутила едкий запах пота. Двое мужчин в синих комбинезонах возились в яме на обочине дороги. Оба показались Ракель отвратительными и жирными. Она ускорила шаг, продолжая двигаться в сторону площади Норрмальмсторг, но, не доходя до здания фонда Альфреда Эгрена, внезапно остановилась. Этого еще не хватало… Журналист! Тот самый Микаэль Блумквист, с которым Ракель столкнулась в подъезде дома Хильды фон Кантерборг. На этот раз он входил в ворота фонда Альфреда Эгрена. Ракель отступила за угол и достала мобильник. Пришло время Беньямину отрабатывать свою зарплату.