Изначально заговор катился по накатанной дорожке дворцового переворота XVIII века, когда жадные до власти деятели стремились воспользоваться любой сложностью, любой проблемой в вопросах престолонаследия для удовлетворения своих амбиций. Но на этот раз среди царской семьи не нашлось предателя. Ни цесаревич Константин, ни вдовствующая императрица Мария Фёдоровна не поддержали заговор, что обрекло последний на поражение. Обращение к революционному сценарию было для декабристов малоудачным и вынужденным экспромтом. И всё же… и всё же заговор имел шансы на успех, если бы не железная воля и мужество, проявленные молодым императором Николаем Павловичем, сдавшим этот незапланированный экзамен при вступлении на престол.

12 декабря в Петербург прибыл курьер, привёзший пакет от сопровождавшего покойного императора в его последнем путешествии генерала Дибича. В этом пакете содержалась вся известная окружению Александра I информация о заговоре. Николай Павлович был поражён его размахом и понял, что действовать надо незамедлительно. Не дожидаясь более официального манифеста об отречении Константина, он принимает решение вступить на престол, опираясь на неопубликованный манифест императора Александра о престолонаследии от 1823 года и личное письмо Константина, сообщавшее об отречении последнего. Присяга новому императору была назначена на 14 декабря 1825 года. Интересно, что почти сразу же об этой дате узнали и вожди заговорщиков, что подтверждает у них наличие неких высокопоставленных осведомителей во дворце. Дальнейшие события хорошо известны читателю. Остановимся лишь на одном аспекте.

Вопреки распространённой версии истории самого восстания 14 декабря, его критической точкой стало не многочасовое противостояние на Сенатской площади между мятежниками и верными государю войсками, а попытка поручика Николая Панова во главе 900 гренадер восставшего лейб-гренадерского полка захватить Зимний дворец и находящуюся в нём царскую семью.

Толпа мятежников с криками «ура» и ружьями наперевес рванулась было ко входу во дворец и остановилась при виде строя гвардейского сапёрного батальона. Гвардейские сапёры были одной из любимых частей Николая Павловича, когда он, будучи ещё великим князем, возглавлял инженерную часть русской армии. Не только всех офицеров, но и многих солдат этого батальона великий князь знал в лицо. В тот день они без колебаний принесли присягу своему шефу и получили приказ охранять дворец.

Несколько минут длилось это противостояние мятежных гренадер и сапёров. На стороне восставших было и численное преимущество, и пехотному бою они были обучены, несомненно, лучше. Но, видя решимость верных присяге солдат, мятежники не выдержали и отступили к Сенатской площади.

Уже после подавления восстания, вечером 14 декабря, государь нашёл время выйти к верным сапёрам и поблагодарил их за верность: «Если я видел сегодня изменников, то с другой стороны видел также много преданности и самоотвержения, которые останутся для меня всегда памятными».

Первым делом нового царя по восшествии на престол стало расследование истории заговора, поставившего империю на грань катастрофы. Цесаревич Константин, узнав о событиях в Петербурге, требовал расследования без остановок, «пока не будет найдена исходная точка всех этих происков». Да и сам государь был поначалу намерен «дойти до дна этого озера».

Однако, хотя расследование длилось более полугода и велось весьма тщательно, никаких высокопоставленных покровителей декабристов оно не выявило. Всего к делу было привлечено 570 человек — именно столько фамилий содержится в составленном Александром Дмитриевичем Боровковым, секретарём следственной комиссии, справочнике, озаглавленном «Алфавит членам бывших злоумышленных тайных общества и лицам, прикосновенных к делу, произведённому высочайше утверждённою 17 декабря 1825 года Следственною комиссиею». Именно поэтому во многих советских книгах можно встретить упоминание о 570 заговорщиках.

Однако в свой «Алфавит» пунктуальный секретарь заносил не только тех, в отношении кого велись следственные действия, но всех, кто так или иначе упоминался в ходе расследования. Например, там упомянуты лица, умершие задолго до 1825 года. Изобличённых заговорщиков было гораздо меньше. К концу следствия в распоряжении комиссии оставалось 189 человек, из которых 11 были освобождены без всяких последствий (до этого в ходе следствия было освобождено более 150 человек, арестованных по ложным доносам или в следствие ошибки), 57 человек были подвергнуты разного рода дисциплинарным и административным взысканиям — административному аресту, переводу из гвардии в армию, увольнению со службы и т.д. — и 121 человек изобличённых мятежников был предан суду. Верховный суд, действуя на основании законов Российской империи, вынес следующий приговор: 5 человек были осуждены «вне всяких разрядов» и приговорены к смертной казни через четвертование; 31 — к смертной казни путём отсечения головы, остальные были приговорены к лишению чинов и дворянства, каторжным работам и высылке в Сибирь.

Приговор поступил на утверждение к государю, и Николай Павлович, который в прогрессивной, а потом советской историографии был заклеймён как «кровавый деспот», существенно смягчил наказание осуждённым. Царь сразу же отменил такие формы смертной казни, как четвертование и отсечение головы{47}, 31 мятежнику смертная казнь была заменена на каторжные работы, многим заметно сокращены сроки каторги, некоторым каторга была заменена ссылкой, ссылка — разжалованием в солдаты. Лишь пятёрке самых отъявленных злодеев государь не изменил приговор, оставив его на усмотрение Верховного суда.

Суд не счёл возможным помиловать эту пятёрку, и они были казнены 13 июля 1826 года. Либеральная дореволюционная, а потом и советская историография сделали из этой пятёрки мучеников революционного дела, символ всего декабристского движения. Но вопрос, почему именно эти пять человек были выделены из более чем сотни осуждённых и поставлены «вне всяких разрядов», практически не рассматривался.

В отношении троих казнённых — Сергея Муравьёва-Апостола, Михаила Бестужева-Рюмина и Петра Каховского — главным аргументом, по-видимому, послужило то, что они не только приняли участие в заговоре и мятеже, но и лично обагрили свои руки кровью. Муравьёв-Апостол и Бестужев-Рюмин лично расправились с командиром Черниговского пехотного полка подполковником Гебелем{48}. Пётр Каховский 14 декабря на Сенатской площади подлым выстрелом в спину убил генерала Милорадовича, пытавшегося уговорить солдат прекратить мятеж, а до этого — полковника Стюрлера, командира Лейб-гвардии Гренадерского полка, пытавшегося удержать своих подчинённых от мятежа.