— Я не хотел! — завывал Эгрей. Он упал на бок и валялся по золе, обильно пачкаясь. — Будьте свидетелями, я не хотел! Если бы все вернуть!.. Она дернулась! Клянусь, она подставилась!

Элизахар напрягся и скрутил Аббану.

— Идем, — сказал он.

— Пусти! Пусти, холуй! — кричала она. — Ненавижу тебя! Всех вас ненавижу! Убийцы!

Ее волосы растрепались, глаза помутнели.

Элизахар прижал ее к себе, одной рукой удерживая за запястье, а на другую намотав волосы девушки.

— Идем, — повторил он. — Вам нужно отдохнуть.

— Софена! Софена! — хрипло звала Аббана. Потом она начала кашлять, содрогаясь всем телом. По дороге она нарочно наступала Элизахару на ноги, но он как будто не замечал этого.

Эмери прихрамывал сбоку.

Гальен остался смотреть на лабиринт и катающегося по нему Эгрея. «А если вон тот камень переложить ко входу Софены, — думал Гальен, — то лабиринт закроется, и Эгрей застрянет там навеки...»

Эмери ни разу не бывал в доме, где жила Аббана, и удивился, увидев чистенькую комнатку, очень скромную и очень аккуратную. Ему почему-то казалось, что эта девушка любит экзотические вещи и тащит к себе в жилище всякий диковинный хлам, развешивая по стенам венки со стеклянными бусами, сухие букеты, картины из птичьих перьев. Голые стены выглядели, однако, не успокоенно, а, скорее, выжидающе. Как будто вопрошали: чем же ты нас, в конце концов, украсишь?

Элизахар силком уложил Аббану на кровать и повернулся к Эмери.

— Вы не могли бы посидеть с ней? — спросил он. — А я принесу холодной воды и тряпку для компресса. Как бы у нее не начался жар.

Эмери уселся рядом с Аббаной, положил руку ей на лоб. Девушка вся пылала.

Неожиданно она открыла глаза и уставилась на Эмери.

— Ты видел? — спросила она громко.

— Что?

— Какая драгоценность — кровь... Как она сверкает на солнце...

— Да, видел, — сказал Эмери.

Аббана возбужденно вращала глазами.

— Сверкает... А земля жрет ее. И потом — огонь… Какая смерть! Абсолютная смерть!

— Аббана, тебе придется давать показания, — сказал Эмери. — Ты ведь была секундантом убийцы!

— Он не убийца, это был поединок... Разве ты не видел, как он щадил ее?

— Остается понять, почему, — добавил Элизахар, входя с кувшином.

Он намочил в воде лоскут ткани и обтер лицо Аббаны. Ей сразу стало легче. Она даже не ожидала, что простая вода окажется такой целительной.

— Я хочу пить, — проговорила она.

Элизахар налил ей в чашку.

— Он щадил ее, — сказал телохранитель Фейнне. А потом убил единственным точным ударом.

— Он промахнулся, — возразил Эмери.

Элизахар покачал головой.

— Нет, он бил точно в цель. Я следил за тем, как он фехтует. Этот человек не промахивается.

— Все равно не понимаю. — Аббана мотала головой по подушке. — Не понимаю, не понимаю...

— Знаете, дорогая госпожа Аббана, — молвил вдруг Элизахар, — я ведь могу и ошибиться. В любом случае ваша подруга погибла в бою, с оружием в руках, отстаивая то, что считала правильным. Я думаю, ее душа нашла успокоение.

— Спасибо. — Аббана уставилась в потолок. Из ее глаз потекли слезы. — Я засну, — сообщила она жалобно. — Я хочу спать.

— Прекрасное решение, — сказал Элизахар.

Они с Эмери вышли и прикрыли дверь.

— Я подсыпал ей снотворного, — признался телохранитель.

— А вы никогда не служили при дворе? — спросил Эмери. — У вас замашки придворного интригана.

Элизахар наклонил голову.

— Что вы. Просто всегда ношу с собой пару флакончиков с ядом — вдруг пригодится.

— Долго она проспит?

— Думаю, до завтрашнего утра — самое малое. Пусть отдохнет. Зрелище действительно не из легких.

Они прошли несколько шагов от дома Аббаны, и Эмери сказал:

— Не могли бы вы идти чуть помедленнее? Нога все еще болит.

— Простите.

— Почему вы утверждаете, что Эгрей попал именно туда, куда намеревался?

— Потому что до сих пор он старался сделать так, чтобы не задеть ее. Стало быть, боялся первым пролить кровь.

— Боялся выиграть? — уточнил Эмери.

— Он боялся выиграть, потому что хотел не победить в споре, а убить Софену, — сказал Элизахар. — Он позволил ей зацепить себя и, когда она на миг отвлеклась, думая, что поединок окончен, ударил ее в горло. Вот что произошло на самом деле.

— Но почему мы не увидели крови на его одежде?

— Потому что он сшил свою одежду из скатерти, — объяснил Элизахар. — Ткань достаточно плотная, чтобы пятнышку крови пришлось пробивать себе путь наружу сквозь волокна.

— Всего мгновение, — возразил Эмери.

— Ему и требовалось мгновение, — стоял на своем Элизахар. — А потом его залило кровью Софены, так что собственная его рана осталась незамеченной.

— Звучит убедительно, — признал Эмери. — Но слишком уж это мерзко.

— В том и заключается моя работа, — сообщил Элизахар. — Я должен замечать все мерзкое. И принимать ответные меры.

— Но сейчас вы несколько опоздали, не так ли?

— Если бы вы рассказали мне о том пари чуть пораньше, — возразил Элизахар, — я принял бы свои меры своевременно. И Софена была бы сейчас жива.

— А Эгрей?

— Смотря по обстоятельствам. Вы действительно считаете меня таким жутким убийцей?

Эмери покаянно кивнул.

— Честно говоря, — признался он, — именно поэтому я и скрывал от вас всю эту дурацкую историю. Вы же сами отказывались разговаривать об Эгрее! «Кто я такой чтобы запрещать госпоже Фейнне»! «Разве я смею лезть в сердечные дела госпожи Фейнне»! — передразнил Эмери. — Что, не ваши слова?

Элизахар сморщился.

— Мои... А что я должен был, по-вашему, говорить?

— Вы ее любите? — спросил Эмери.

— Вот как заговорили... Набрались храбрости, значит.

— Да бросьте вы!

— Да, — сказал Элизахар. — Конечно люблю. Она — лучшее, что я встречал в жизни.

— Но ведь рано или поздно она все равно достанется другому мужчине.

— Ну и что? Пока-то этого не случилось!

Эмери махнул рукой:

— Неважно... Вы, разумеется, правы: мне следовало больше доверять вам. Что будем делать?

— Ничего. Если секунданты преподнесут эту смерть как несчастный случай, не станем опровергать. Иначе пострадают еще и Гальен с Аббаной, а уж они-то в случившемся вообще не виноваты. Для меня нет сомнений в том, что Эгрей хотел убить Софену и сделал в точности то, что намеревался. Непонятно только, для чего ему это понадобилось.