В середине 1997 года в Вуковар, для хорватов – символ стойкости в борьбе с белградской агрессией, а для сербов – задунайский форпост национальной идеи, прибыл из Загреба “поезд свободы” с почетными пассажирами. К локомотиву прицепили два десятка вагонов (точно по числу хорватских областей-жупаний), и все эти вагоны были набиты политиками, чиновниками, генералами, артистами и журналистами. Они составляли свиту президента Франьо Туджмана, обожавшего патриотические мероприятия “со слезой”. Но в данном случае пафос казался оправданным: осада Вуковара превосходящими сербскими силами продлилась три месяца 1991 года, став самой долгой и самой кровавой битвой этого вооруженного конфликта [66]. Счет убитых в боях за город шел на тысячи; после сербской победы большинство жителей-хорватов превратились в беженцев. Сербы совершили в Вуковаре одно из самых грязных военных преступлений югославских войн: у бывшей свинофермы Овчара были расстреляны две с половиной сотни военных и гражданских пациентов городской больницы. Трупы сбросили в яму и засыпали землей с помощью бульдозера. Преступников ищут и судят до сих пор; по вынесенным в Гааге, Загребе, а в последние годы и в Белграде приговорам осуждены полтора десятка человек в общем счете на 220 лет тюремного заключения.

Панорама Вуковара со стороны Дуная. Открытка начала XX века.

Вуковар сильно пострадал от обстрелов и уличных боев; мне попадались данные о том, что той или иной степени разрушений подверглось девяносто процентов зданий. В заднем стекле джипа маячил символ трагедии – покореженная артиллерийскими обстрелами 50-метровая водонапорная башня, над которой вольно развевался сербский флаг. Эту башню, кстати, после окончания войны решили не восстанавливать, превратив в скорбный памятник, новые победители ограничились тем, что сменили знамя над многократно пробитым пулями и снарядами куполом. Ведь знамя – это самое главное.

В “большой” Югославии Вуковар, 45-тысячный город с венгерским названием (от венг. vár – замок) у впадения в Дунай мелкой речушки Вуки, считался не слишком перспективной провинцией. К главным здешним достопримечательностям относят построенный землевладельцем из немецкой фамилии Эльц дворец в стиле барокко и откопанную в 1930-е годы в пригороде Вуковара праисторическую керамическую посудину, названную из-за своей птичьей формы “Вучедольской голубицей”. Эта древняя голубица, которой современная война вдруг сообщила особый сакральный смысл, хранится в витрине Археологического музея в Загребе; особняк графа Эльца, разбомбленный и сгоревший, а потом отстроенный и покрашенный, – сам музей универсальной городской тематики. Бывших хозяев дворца в 1945 году вместе с остальными местными немцами прогнали коммунисты, которые, хотя и придерживались принципов интернационализма, отличались острым социальным чутьем и были, очевидно, не меньшими патриотами, чем нынешние сербы и хорваты.

Для югославского народно-хозяйственного комплекса не играло принципиальной роли, через какой именно небольшой порт переваливать транзитные речные грузы, а вот в новой Хорватии Вуковар оказался фактически единственными дунайскими воротами. Это обстоятельство не то чтобы недопонято властями молодой республики, но пока не привело к ускоренному экономическому развитию прибрежной территории. В отличие от графского особняка, городская инфраструктура до конца не восстановлена, безработица составляет около сорока процентов. Население Вуковара по сравнению с югославской порой сократилось на треть, ветераны и их семьи перебиваются на скромные государственные пособия. Войны часто не способствуют справедливости: пока защитники родины рискуют жизнями, их вчерашние одноклассники делают карьеры, с выгодой занимаются бизнесом, женятся на самых красивых девушках. И я был тому свидетелем в Хорватии, Сербии, Боснии: тем, кто вернулся с фронтов, в награду оставались похвала из телевизора, медали из Минобороны, рубцы от ран и душевные травмы от созерцания того, что происходило вокруг. И поэтому тоже многие бойцы охотнее вспоминают в пивных минувшие дни, чем участвуют в экономическом и социальном обновлении родины. Сербы, согласно официальной статистике, как и до войны, составляют примерно треть жителей Вуковара, но старые обиды не забыты. Предпринятая в 2010-е годы попытка – согласно законодательству о правах этнических меньшинств – продублировать названия городских улиц кириллическим письмом вызвала у хорватов столь бурный приступ патриотической ярости, что все эти таблички быстро посрывали.

Вучедольская голубица.

Вуковар по понятным причинам состоялся в качестве важного центра национальной памяти. Хорватский писатель Неделько Фабрио, видный представитель “новой официальной” загребской прозы, в 1994 году выпустил постмодернистский роман “Смерть Вронского”, трагический (и отчасти комичный в силу своего нарочитого трагизма) парафраз русской классики. Сюжет книги, который мне доводилось критически обсуждать с ее автором, таков: граф Алексей, мятущийся после смерти Анны Карениной, переносится на столетие в будущее и, в традициях русских лишних людей, отправляется на новую балканскую войну. Примкнув к сербским сепаратистам, Вронский понимает, что выбрал неправую сторону, и находит разрешение экзистенциальной драмы, выйдя на минное поле под Вуковаром.