— Не совсем. Но как только я столкнулся с подпольной торговлей оружием, а это уже находится в компетенции органов государственной безопасности, и вдобавок в ней оказалась замешана особа, приближенная к королевскому двору, я понял, что не имею права молчать.

— Ну хоть на этом спасибо!

Шеф полиции уселся за письменный стол, взял стопку бумаги и отвинтил колпачок ручки.

— Итак, прошу вас! Начнем с самого начала и с мельчайшими подробностями…

— Разве вы не пригласите секретаршу для записи показаний?

— Вы же должны действовать осторожно, не так ли? — рявкнул Уоррен. — Так что я буду писать сам! А затем посмотрю, что можно сделать, чтобы сохранить эту дурацкую тайну и не нарушить обещания, которое вы дали этой вашей юной идиотке!

Со вздохом облегчения Альдо вернулся к своему рассказу, стараясь быть предельно точным и не упустить ни одной детали. На протяжении довольно долгого времени в кабинете слышался лишь его приглушенный голос и поскрипывание пера.

Когда рассказ наконец был закончен и Уоррен прочитал вслух все, что записал, Морозини, поколебавшись минуту, все-таки попросил:

— Могу я надеяться на вашу любезность?..

— Какую именно?

— Известить меня о том, что вы установили местопребывание Возинского… Я ни в коем случае не помешаю вам провести операцию, тем более если вы обеспечите тылы, но прошу вас — предоставьте мне честь завершить самолично то, что я начал в Истборне…

Круглые желтые глаза птеродактиля уставились на страдальческое лицо гостя.

— Как вы теперь понимаете, с вашей стороны это будет большой неосторожностью! Он выстрелит в вас без колебаний! Вам что, нравится рисковать жизнью? — спросил он.

— Что-что, а риск меня совершенно не пугает. Я хочу довести до конца порученное мне дело. Пусть даже ценой собственной жизни. И считайте, что с этого момента я целиком и полностью в вашем распоряжении…

Полицейский молчал, внимательно разглядывая сидевшего напротив человека. Наконец он завинтил самописку и положил ее поверх стопки бумаг.

— Я никогда не сомневался в том, что вы человек чести.

И я прекрасно понимаю всю сложность вашего положения.

Обещаю вам сделать все возможное для того, чтобы вы с честью вышли из него. При единственном условии: успех операции от вашего участия пострадать не должен. А это значит, что вы должны будете неукоснительно повиноваться, — Уоррен особо подчеркнул эти два слова, — моим распоряжениям и приказам!

— Даю вам слово!

Раздался стук в дверь, и, не ожидая разрешения, в кабинет уже входил инспектор Пойнтер. Он подошел к своему начальнику и что-то очень тихо шепнул ему на ухо. Речь, очевидно, шла о какой-то чрезвычайно важной новости, потому что шеф, услышав ее, даже вздрогнул, но тут же отстранил своего подчиненного.

— Мы займемся с вами чуть позже. Сейчас я закончу свой разговор с князем.

— Но я не могу понять, как это могло случиться, сэр! — возбужденно проговорил Пойнтер. — Неусыпное наблюдение, и несмотря ни на что…

— Оставьте нас, Пойнтер! Я приглашу вас!

С видимым сожалением инспектор вышел. Морозини собрался последовать его примеру. Один только Уоррен пребывал в неподвижности. Он, казалось, погрузился в глубокие размышления, отстукивая длинными нервными пальцами неведомую мелодию на подлокотнике своего кресла. Наконец он произнес:

— Нам все равно не удастся сохранить случившееся в тайне, так что узнайте все из первых рук. Ян Чанг повесился в камере на желтом шелковом шнурке.

— Повесился? — переспросил ошеломленный Морозини. — Но ведь только вчера вы говорили, что не сможете продержать его в тюрьме слишком долго. В чем же причина?

Ему же не грозила смертная казнь.

— Он сам себе вынес смертный приговор. Вернее, почти сам…

— Что вы имеете в виду? Смерть не была добровольной?

— Точнее: не совсем добровольной. Я хочу сказать, что это было самоубийство по приказу. Вы знаете хоть немного Китай, князь?

— Нет. Я знаю его искусство, культуру, но никогда там не был.

— Знаете культуру? А известно ли вам, каковы были обычаи древней китайской империи? В частности, обычай, который именовался «драгоценный дар»? Нет? Ну так я вам расскажу: если император имел основания быть недовольным одним из своих подданных, принадлежавших к высшей знати, или одним из высокопоставленных сановников, но в память о прошлых заслугах не хотел отдавать провинившегося в руки палача, то он отсылал ему так называемый «драгоценный дар» — шелковый шнурок желтого — императорского — цвета, шелковый мешочек с ядом и кинжал. Это означало, что осужденный может сам выбрать, какой смертью ему умереть…

— А если он выбирал жизнь?

— Такой возможности у него не было! Если он не решался сам лишить себя жизни, его тут же казнили. У Ян Чанга, я думаю, и выбора не было — ему могли передать только шнурок в куске хлеба или уж не знаю в чем. И он не мог не повиноваться. Таков кодекс чести мандарина.

— Погодите! Погодите! — сделал попытку возразить Морозини. — Вы сказали, что он повиновался. Но кому?

Обычай этот существовал в китайской империи, однако в Китае вот уже несколько лет, как произошла революция. Там теперь всем заправляет Сун Ятсен, и я не думаю, что он озабочен воскрешением маньчжурского императорского дома!

— Когда речь идет о Китае, ничему не приходится удивляться. От этой страны можно ждать самого невероятного, немыслимого и непредставимого, потому что корни его уходят в такие глубины веков, какие нам и не снились! И сколько бы их ни подрубали и ни выкорчевывали, они остаются живыми и мощными. Страна пережила революцию, согласен. Однако юный император Пу И, в настоящее время низложенный, продолжает жить в своем дворце — в так называемом Запретном городе. А это позволяет предположить наличие и определенного числа верноподданных по всей бывшей империи.

Ян Чанг, очевидно, и был одним из них. Несмотря на то что он вот уже много лет живет в Лондоне, он был тесно связан с Гонконгом, где заговоры процветают, как цветы на солнце…

— Кроме того, что возможность отыскать камень, похищенный у Хэррисона, сводится теперь почти к нулю, самоубийство Ян Чанга что-нибудь меняет для вас? — спросил Морозини.

Уоррен взял со стола свою любимую трубку из шотландского вереска и задумчиво принялся набивать ее. Потом не спеша раскурил — ароматная затяжка, похоже, несколько успокоила его.

— Конечно! — наконец проговорил он. — Это означает, что мы заблуждались, наделив его слишком большим могуществом и полагая, что он действует в одиночку как фанатик-коллекционер, разыскивающий исчезнувшие сокровища. Теперь мы вынуждены признать, что он принадлежал к одной из многочисленных тайных организаций, разбросанных по всему миру. Их члены превыше всего ставят выполнение своего долга, они готовы на любые преступления ради «высших» целей, которым они служат. Подобные организации не гнушаются ничем: они торгуют оружием, наркотиками, женщинами, рабами и даже детьми. Вы не поверите, но я сожалею, что не стало Ян Чанга. По крайней мере мы знали, чего от него ждать.