— То есть можно предположить, что в пятницу вечером в церкви никого не было? — спросила я.

— Нет, мэм. Она была закрыта.

— В этой церкви по вечерам в пятницу бывают службы?

— Да, иногда собирается группами молодежь. Иногда там занимается хор или что-нибудь в этом роде. Но дело в том, что, если заранее избрать это кладбище в качестве места убийства, вряд ли такой шаг можно назвать разумным. Нет гарантии, что в церкви никого не окажется. Ни в один из дней недели. Это одна из причин, приведшая меня к мысли, что убийство было случайным, может быть, девушки встретились с кем-то в баре. В таких делах мало что указывало бы на предварительную подготовку.

— Убийца был вооружен, — напомнила я Монтане. — У него был пистолет и нож.

— Полно людей, которые возят ножи и пистолеты в машинах, некоторые даже носят их при себе, — сказал он равнодушно.

Я собрала фотографии с изображением тел на месте преступления и стала внимательно их рассматривать.

Девушки находились на расстоянии менее ярда одна от другой, они лежали в траве между двумя могильными плитами из гранита. Элизабет лицом вниз, ноги немного разведены в стороны, левая рука подогнута под живот, правая вытянута вдоль туловища. Стройная, с короткими каштановыми волосами, на ней были джинсы и белый свитер с темно-красным пятном от крови вокруг шеи. На другой фотографии ее тело было повернуто, спереди свитер пропитался кровью, в безжизненных глазах застыла смерть. Разрез на горле был неглубокий, пулевое ранение в шею, как я прочитала в медицинском заключении, не было смертельным. Смертельным оказался удар ножом в грудь.

Раны Джилл были более многочисленными. Она лежала на спине, лицо настолько залито запекшейся кровью, что я не смогла его как следует разглядеть. У нее были короткие черные волосы и прямой хорошенький носик. Как и подруга, она была стройной. На ней были джинсы и бледно-желтая хлопковая рубаха навыпуск, залитая кровью и наполовину расстегнутая, открывавшая многочисленные ножевые раны, некоторые из которых нанесены сквозь бюстгальтер. На кистях и предплечьях имелись глубокие порезы. Разрез на горле был неглубокий и, возможно, сделан, когда она была мертва или почти мертва.

Фотографии были бесценными по одной важной причине: они показывали то, что я не могла определить ни по одной газетной фотографии или публикации, а также по отчетам в уголовных делах.

Я посмотрела на Марино, и наши взгляды встретились.

Я повернулась к Монтане:

— Что случилось с их обувью?

— Знаете, интересно, что вы упомянули об этом, — ответил Монтана. — Мне так и не удалось найти приемлемое объяснение, почему девушки сняли обувь. Если они были в номере мотеля, оделись, когда собрались уезжать, то почему не стали надевать туфли? Мы нашли их обувь и носки в «фольксвагене».

— Той ночью было тепло? — спросил Марино.

— Да. Все равно. Я полагал, что, одевшись, они надели бы туфли.

— Мы не знаем наверняка, что они посещали номер мотеля, — напомнила я Монтане.

— Да, в этом вы правы, — согласился он. Интересно, читал ли Монтана статьи в «Пост», где обращалось внимание, что и в других случаях убийств у жертв отсутствовали туфли и носки. Если он и читал, то видимо, пока не заметил этой связи.

— Вы часто общались с репортером Эбби Торнбулл, освещавшей расследование убийства Джилл и Элизабет? — спросила я его.

— Эта женщина преследовала меня, как консервная банка, привязанная к хвосту собаки. Куда бы я ни шел, повсюду была она.

— Припомните, не говорили ли вы ей, что Джилл и Элизабет были босиком? Показывали ли когда-нибудь Эбби фотографии места преступления? — спросила я, потому что Эбби была слишком умна, чтобы забыть такую деталь, особенно теперь, когда эта деталь приобрела столь важное значение.

Без всякой паузы Монтана ответил:

— Я беседовал с ней, но нет, мэм, никогда не показывал фотографий, однако был предельно внимателен, когда разговаривал. Вы читали тогдашние публикации в газетах, не так ли?

— Я читала некоторые статьи.

— В них нет ничего относительно того, как были одеты девушки, относительно разорванной рубахи Джилл, отсутствия на них туфель и носков.

«Значит, Эбби не знает», — с облегчением подумала я.

— Из отчета по вскрытию следует, что на запястьях обеих девушек имелись следы от веревок, — сказала я. — Удалось обнаружить, чем их связывали?

— Нет, мэм.

— Очевидно, убийца снял веревки после убийства, — сказала я.

— Он чертовски внимателен. Мы не нашли ни одной гильзы, никакого оружия, ничего, что могло бы быть использовано в качестве улики. Никакой семенной жидкости. Не похоже, чтобы он насиловал их, а если он это и сделал, то непонятно, как. Обе девушки были полностью одеты. Что касается разорванной блузки, — он взял фотографию Джилл, — возможно, она порвалась, когда он боролся с ней.

— Удалось найти пуговицы?

— Несколько. В траве, рядом с телом. Монтана начал спокойно перебирать свои бумаги.

— Никаких сигаретных окурков.

Он остановился, вытаскивая справку.

— Хотя вот что мы нашли. Отличную серебряную зажигалку.

— Где? — спросил Марино.

— Примерно в пятнадцати футах от того места, где находились тела. Как видно на фотографиях, кладбище окружает железная изгородь. На территорию можно попасть через эти ворота.

Он показал нам другую фотографию.

— Зажигалка лежала в траве, на расстоянии пяти-шести футов от ворот. Дорогая изящная зажигалка в форме авторучки, такими обычно раскуривают трубки.

— Она работала? — спросил Марино.

— Прекрасно работала, полированная, отличная вещь, — припомнил Монтана. — Уверен, она не принадлежала ни одной из девушек. Они не курили, никто из тех, с кем я беседовал, не видели ни одну из них с подобной зажигалкой. Может быть, она выпала из кармана убийцы, как знать. А может быть, кто-то другой обронил ее, кто-нибудь из посетителей, которые приезжали посмотреть на церковь за день или два до убийства. Вы же знаете, людям нравится бродить по старым кладбищам и смотреть на могильные плиты.

— Зажигалку проверяли на наличие отпечатков пальцев? — спросил Марино.

— Ее поверхность плохо подходила для этого. Серебро инкрустировано и украшено резьбой, как на дорогих авторучках. — Он задумчиво помолчал. — Эта вещица, наверное, стоит не меньше ста баксов.

— Зажигалка и пуговицы все еще у вас? — спросила я.

— Да. У меня хранятся все вещественные доказательства по этому делу. Все надеялся, что в один прекрасный день мы сможем его раскрыть.

Монтана наверняка меньше меня надеялся на такую возможность. И пока он не ушел, мы с Марино не стали обсуждать того, что действительно было у нас на уме.