«Для немцев, — вспоминал П.А. Судоплатов, — в этом ничего нового не было. Ведь занятие Прибалтики в ходе секретных советско-германских соглашений было оговорено. Однако мы не раскрывали подробно своих планов, и немцы считали, что советская сторона, согласно подписанным договорам, ограничится только вводом войск прикрытия на территорию Прибалтики. События же, произошедшие в июне — июле 1940 года, застали немцев врасплох, причём в то время, когда их военная машина была запущена на Запад, и переориентировать авиацию, сухопутные войска, флот, чтобы противодействовать нашему утверждению в Прибалтике и Бессарабии, было невозможно.

Руководство Германии послало своим дипломатическим представителям телеграмму, которая была перехвачена нами. В ней говорилось, что беспрепятственное укрепление русских войск в Литве, Латвии и Эстонии и реорганизация правительств, произведенная советским руководством с намерением обеспечить тесное сотрудничество с этими странами, касается только России и Прибалтики. Делалось предупреждение: избегать какого-либо осложнения в российско-германских отношениях.

Получение информации об этой директиве было исключительно важным, поскольку давало нам дополнительные возможности чувствовать себя уверенно в проведении всех акций в Прибалтике.

Говоря о событиях, происходивших в 1940-м году в Латвии, Литве и Эстонии, хотелось бы отметить главное — наши войска вошли туда совершенно мирно, на основе специальных соглашений, заключенных с законными правительствами этих стран. Другой вопрос, что мы диктовали условия этих соглашений, и не без активного участия нашей дипломатии и разведки. Надо сказать и о том, что вряд ли нам уцалось бы так быстро достичь взаимопонимания, если бы все главы прибалтийских государств — Ульманис, Сметона, Урбшис и Пяте, в особенности латышское руководство, Балодис, Мунтерс, Ульманис, — не находились с нами в доверительных секретных отношениях. Их всегда принимали в Кремле на высшем уровне как самых дорогих гостей, обхаживали, перед ними, как говорится, делали реверансы.

Существенную роль сыграли и наши оперативные материалы, особенно для подготовки бесед Сталина и Молотова с лидерами Литвы и Латвии — Урбшисом и Мунтерсом. Мы могли позволить себе договариваться с ними о размещении наших войск, о новом правительстве, об очередных компромиссах, поскольку они даже не гнушались принимать от нашей резидентуры и от доверенных лиц деньги. Это всё подтверждается архивными документами.

Таким образом, никакой аннексии Прибалтики на самом деле не происходило. Это была внешнеполитическая акция советского правительства, совершенно оправданная в период, предшествующий нападению Германии, связанная с необходимостью укрепления наших границ и с решением геополитических интересов. Но они не могли быть столь эффективно проведены без секретного сотрудничества с лидерами прибалтийских государств, которые и выторговывали для себя лично, а не для своих стран, соответствующие условия».

К середине 1940 года руководству ВКП(б), и в первую очередь Сталину, стало понятно, что надежды на затяжную войну Германии с западными странами не оправдались. После быстрого разгрома Германией войск союзников, оккупации Франции и появившейся возможности перемирия Германии с Англией наиболее неблагоприятным вариантом для СССР представлялась война с Третьим рейхом один на один. В этих условиях приобретение военно-политических союзников стало для руководства СССР приоритетной задачей.

20 августа 1940 года на своей вилле в Мексике был смертельно ранен самый сильный и непримиримый противник Сталина — Л. Троцкий.

«Позже Эйтингон рассказал мне, — вспоминает П.А. Судоплатов, — что Рамон Меркадер сам вызвался выполнить задание, используя знания, полученные им в ходе партизанской войны в Испании. Во время этой войны он научился не только стрелять, но и освоил технику рукопашного боя. Меркадер был готов застрелить, заколоть или убить врага, нанеся удар тяжёлым предметом. Когда Эйтингон и Каридад встретились с Рамоном, чтобы проанализировать систему охраны на вилле Троцкого и выбрать орудие убийства, то пришли к выводу, что лучше всего использовать нож или малый ледоруб альпиниста: во-первых, их легче скрыть от охранников, а во-вторых, это оружие убийства бесшумно, так что никто из домашних не успеет прибежать на помощь. Физически Рамон был достаточно крепок. Убийство должно было свидетельствовать акт личной мести Троцкому, который якобы отговаривал Сильвию Агелоф выйти замуж за Меркадера».

В начале 1969 года Судоплатов встретился с Рамоном Меркадером на квартире Эйтингона, потом они пошли обедать в ресторан Дома литераторов в Москве. С момента их последней встречи минуло почти три десятилетия. Им было что вспомнить и о чём поговорить. И только теперь Рамон смог рассказать во всех подробностях о том, что же произошло 20 августа 1940 года.

На встрече с Рамоном и его матерью на явочной квартире в Мехико Эйтингон, по словам Рамона, предложил следующее: в то время как Меркадер будет находиться на вилле Троцкого, сам Эйтингон, Каридад и группа из пяти человек попытаются ворваться на виллу. Начнется перестрелка с охраной, во время которой Меркадер сможет убить Льва.

Меркадер не согласился с этим планом и убедил Эйтингона, что он один приведёт смертный приговор в исполнение.

Якобы Рамон закрыл глаза, перед тем как ударить Троцкого ледорубом по голове. Ледоруб был спрятан у Рамона под плащом. Троцкий сидел за письменным столом и читал статью Меркадера. Перед тем как Рамон замахнулся на удар, Троцкий слегка повернул голову, и это изменило направление удара, ослабив его силу. Троцкий не был убит сразу и закричал, призывая на помощь. Рамон растерялся и не смог заколоть Троцкого, имея при себе нож.

Когда в комнату вбежала жена Троцкого с охранниками, Меркадера сбили с ног, и он не смог воспользоваться пистолетом. Троцкий же умер на следующий день в больнице.

По первоначальному плану предполагалось, что Троцкий будет убит без шума и Рамон сумеет незаметно уйти — ведь Меркадер регулярно посещал виллу и охрана его знала. Эй-тингон и Каридад, ждавшие Рамона в машине неподалеку от виллы, вынуждены были скрыться, когда в доме начался явный переполох. Сперва они бежали на Кубу, где Каридад, используя семейные связи, сумели уйти в подполье. Григу-левич бежал из Мехико в Калифорнию — там его мало кто знал.

Первое сообщение пришло в Москву по каналам ТАСС. Затем, неделей позже, кодированное сообщение с Кубы прислал Эйтингон, снова через Париж. Судоплатову было объявлено, что людьми Эйтингона и их работой наверху довольны, но участники операции будут награждены только после возвращения в Москву. Берия поинтересовался, удалось ли Каридад, Эйтингону и Григулевичу спастись и надёжно спрятаться. Судоплатов ответил, что у них хорошее укрытие, неизвестное Меркадеру.

Итак, Рамон Меркадер был арестован. В мае 1944 года суд федерального округа Мехико вынес окончательный приговор — 20 лет тюремного заключения.

Из воспоминаний заместителя начальника внешней разведки П.А. Судоплатова: «И. Сталин: мы будем награждать всех участников операции после возвращения домой. А что касается товарища, который привёл приговор в исполнение, то высшая награда будет вручена ему после выхода из заключения. Посмотрим, какой он в действительности профессиональный революционер, как он проявит себя в тяжёлое для него время».