Попросив Элио обождать его в кабинете, Гривен прихватил с собой рукопись сценария. Все что угодно, только не появиться с пустыми руками.

— Заходите, Карл! Заходите же! — Эрих приветственно махнул ему рукой из-за письменного стола и отправил в рот маленький треугольный бутербродик с черной икрой. — Вместо того, чтобы отправляться на Монмартр, я решил перенести Монмартр в эти стены.

Гривен сел к целой череде серебряных подносов и дымящихся блюд и кастрюль. Устрицы, омары, картофель фри… праздник — или роскошная Прощальная Трапеза? С близкого расстояния Эрих выглядел переменившимся за долгие месяцы отсутствия: он стал старше, но, вместе с тем, и мудрее.

— Господи, Карл! Не держитесь с таким напряжением. — Эрих налил ему шампанского, затем указал на дверь, ведущую в его личный кабинет. — Наберите себе полную тарелку и возьмите ее с собой.

Гривен так и поступил. Руки у него были заняты, поэтому Лили он оставил в первой комнате. Эрих подозвал киномеханика, затем, когда свет погас, произнес:

— Молчите! Только смотрите и слушайте!

Заиграла музыка, затем на экране появилось название «Звуковая кинохроника компании „Фокс“». Гривен что-то слышал о звуковом кино, но никогда еще не видел ни единого фильма. Сперва все это показалось ему чересчур громким и каким-то оловянным. Но затем на экране появился бородатый старец Джордж Бернард Шоу, он прогуливался по саду. Птички щебетали, под ногами у старика скрипел гравий, и тут Шоу заговорил, причем весьма безрадостно, о положении дел на земле.

Но смысл сказанного не имел значения. Гривен поддался магии происходящего. Симфонические оркестры звучат куда музыкальней, им под силу имитировать даже соловьиное пение. Но когда ты видишь, как губы шевелятся и из них доносится человеческий голос… Гривен не удивился бы, если бы Шоу сошел сейчас с экрана и пригласил его на чашку чаю.

А чудеса на этом не закончились. Неистовую речь произнес Муссолини, затем принялся по-обезьяньи махать руками, приветствуя многотысячную восторженно ревущую толпу. Экзотические картинки из Америки. Линдберг на грохочущем самолете производит посадку в Вашингтоне, округ Колумбия. Кальвин Кулидж со знакомо-угрюмым выражением лица, но в индейском головном уборе, приносит присягу в качестве Большого Белого Брага племени сиу. Поединок между солдатами и студентами в игре, которую американцы почему-то тоже называют футболом. Нью-йоркское родео. Ниагарские водопады. Затем финальное пение фанфар и прощальное шипение фотоэлектрического элемента.

Какое-то время они просидели в молчании. Такая тишина показалась сейчас неестественной, показалась визитом в средневековый монастырь после посещения нового неведомого мира. Эрих скосил глаза на Гривена.

— Ну что?

Неужели эти слова прозвучали так гулко?

— Что ж, господин Поммер…

— Называйте меня по имени, Карл. Это одна из немногих вещей, к которым я привык в Голливуде.

Гривен повел бокалом в сторону экрана.

— Чувствую себя старой клячей, которую провели мимо первого Мерседеса.

Эрих рассмеялся, но потом покачал головой.

— Вот тут вы не правы. В этих гонках мы можем прийти к финишу первыми. — Он объяснил Гривену, как обстоят дела на данный момент. — «Парамаунт» больше всех остальных уверен в том, что это всего лишь мимолетная блажь. Братья Уорнер затеяли новый проект с Ал Джолсоном, негритянским певцом. Премьера у них в октябре.

Так или иначе, братья Уорнер связались со сложной дисковой звукосистемой, именуемой витафоном.

— В перспективе будущее принадлежит нам, — патриотически воскликнул Эрих и рассказал о множестве отечественных инженеров, которые, судя по всему, работают над проблемой звукового кино уже долгие годы. Эрих достал кинопленку и показал ее Гривену: по бокам пленки шла непривычная волнистая линия белого цвета.

— Звуковая дорожка, так это называют американцы. Уильям Фокс уже прислал сюда своих людей, они скупают патенты. — Эрих, пожав плечами, откинулся в кресло. — Но пусть, Карл, над этим ломают голову адвокаты. А где этот итальянец, которому вы платите командировочные и суточные?

Гривен позвонил к себе в кабинет и попросил Элио побыстрее подняться к ним. Стоя вдвоем перед пустым экраном, они поведали Эриху сагу о Лили и ее двух любовях, разыгрывая одну мизансцену за другой и помогая себе руками, как в кукольном театре.

— …разумеется, Ганс, ее герой, да и наш тоже, так и не сможет заставить ее сделать окончательный выбор…

— …гонки проще всего заснять следующим летом в Нюрнберге, но я убежден, что одно слово господина Бугатти…

Эрих жестом приказал им замолчать, затем, раскурив сигару, погрузился в размышления.

— Да. — Он пыхнул сигарой. — Конрада заполучить можно. А как насчет вас, Карл? Сколько времени вам понадобится на то, чтобы вложить в уста вашей Лили несколько реплик?

Возможные осложнения, по крайней мере, какая-то часть их, казалось, откачали из кабинета весь воздух, заставив Гривена побледнеть и начать задыхаться.

— Что ж, господин… то есть Эрих. Я никогда не пробовал…

— Я убежден, что трех недель вам хватит. И нет смысла в сомнениях, Карл. Вы окажетесь первопроходцем.

— Вы хотите, чтобы я стал первым…

Проявив некоторое нетерпение, Эрих указал на остатки роскошной трапезы.

— А с какой стати, по-вашему, я затеял весь этот пир? Разумеется, на студии будет обо всем объявлено и официально. А уж тогда мы отпразднуем по-настоящему!

— Но почему я? Почему именно моя картина? — При всей своей радости, а Гривен, разумеется, радовался от всей души, ему необходимы были новые подтверждения и уговоры. — Вы ведь можете поступить и проще. Взять какую-нибудь пьесу для театра, в которой все диалоги уже прописаны…

— Нет-нет, этого-то все и будут ждать от нас в первую очередь. А мне хочется, чтобы дело было совершенно невиданным. И ведь вы, Карл, всегда стремились к тому, чтобы сделать нечто важное. — Эрих широко раскинул руки. — Вы только представьте себе! Услышать подлинный рев этих самых «Бугатти»…

Но, наряду с прочим, это означало, что уже законченный сценарий можно бросить в печку. Должно быть, растерянность Гривена в какой-то мере передалась Эриху, потому что он, взяв с тарелки особенно роскошный бутерброд, задумчиво отправил его в рот.

— Мне кажется, наш писатель с его присущей творческим натурам повышенной чувствительностью нащупал больное место, — сказал он, обратившись к Элио. — У нас ведь есть и другие проблемы, помимо того, чтобы разбогатеть, прославиться и по заслугам попасть в учебники по истории кино. Например, наша юная соблазнительная большевичка. — Он едко улыбнулся. — Как у нее с дикцией, Карл?

Но, как выяснилось, с голосовыми связками у Люсинды все было в полном порядке, — по крайней мере, в тот вечер, когда Гривен объявил ей о том, как начали развиваться события. Она завизжала от радости, заорала далеко не как благовоспитанная дама, обрушила на Карла сотни вопросов и комментариев.