Две двери в фуд-сервис полностью контролировали менты. Они регулировали движение и обыскивали выходящих: еда на вынос не пропускалась.

Профессиональные несуны, зарабатывающие на транспортировке, ежедневно рисковали. В случае поимки с поличным как минимум им грозило длительное пребывание в «дырке», а как максимум – потеря заветных 15 процентов условно-досрочного освобождения.

Тем не менее преступная цепочка: работник склада – повар на кухне – уборщик зала – контрабандист – отрядный перекупщик – потребитель не прерывалась ни на сутки. Спрос превышал предложение – дефицита на всех не хватало.

Хотя охранники арестовывали в день по несколько человек, в ряды кухонных контрабандистов ежедневно записывались новые добровольцы из числа бывших наркокурьеров.

«Горбатого могила исправит», – говорила в таких случаях моя бабуля Вера.

…Лысеющий сорокалетний бодрячок – сосед и добрый приятель Виктор, мексиканский житель калифорнийского Сан-Диего, в тюрьме занимался молочным промыслом. Его все так и звали – Молочник, Milk Man. В холодное время года он снабжал молоком четверть моего отряда.

Небольшая упаковка, вмещающая один стаканчик молока, у Витьки стоила 50 тюремных центов. Через несколько месяцев я и мои коллеги по утренним самоистязаниям стали к нему «на контракт», ибо иногда на завтрак мы не успевали. Охлажденное молоко, помещенное в пластиковый термос со льдом, доставлялось прямо в камеру любому страждущему.

При этом Молочник проявлял чудеса эквилибристики по «проносу» ценного напитка через полицейский кордон. Набив карманы синенькими обезжиренными упаковками, Виктор выжидал удобный момент.

Он не шел на выход, как это делали все и как предписывала инструкция, а двигался против потока, через входную дверь. Смешиваясь с прибывающими в столовку зэками, он, как лосось на нерест, упрямо плыл навстречу течению, пока не оказывался на улице.

Поскольку смелый кульбит Молочник проделывал к самому концу завтрака, то все внимание пятерки ментов сосредоточивалось на выходящих каторжанах.

Дуболомы самозабвенно ощупывали арестантов на предмет запрещенного кусочка хлеба, булочки, яблочка или молочка. На это и рассчитывал мой поставщик: он шустро нырял за угол и уходил тюремными задворками.

Позже, когда нас вместе возили к хирургу в соседний с тюрьмой Принстон, Витька признался, что контрабанда молока, помимо солидного подспорья, давала ему дневную порцию адреналина: «Я и наркотики любил перевозить, потому что это – и деньги, и ощущения!»

Как в том анекдоте про кавказский ресторан: «Дайте мне, пожалуйста, что-нибудь остренького, национального, грузинского…»

«Кинжал в жопу хочешь?»

Роль такого кинжала и выполняла работа Виктора, неисправимого контрабандиста, уроженца мексиканской Тихуаны.

…Я достаточно быстро наблатыкался убирать со стола остатки завтрака. В левой руке халдей Трахтенберг держал симпатичную пластмассовую торбочку – фиолетовый ящичек с ручкой, отделением для воды и тряпочек.

До этого мне никогда не приходилось пользоваться таким удобным уборочным агрегатом. Оказалось, что этот американский прибамбас был куда вместительнее и многофункциональнее, чем обычная ладошка.

В моей правой руке пованивала грязно-белая тряпица, бывшая когда-то стандартным полотенцем. Когда вода становилась до неприличия грязной, я шел в «посудомоечный цех», сливал хлорированные обмылки в канализацию и набирал новую порцию Н2О.

Необычность утреннего занятия меня неприятно удивила и одновременно развеселила. Впрочем, как и весь остальной тюремный сюрреализм.

– Раша, пойдем завтракать, – позвал один из дружелюбных уборщиков, с головы до ног в синих татуировках. Так любили себя разукрашивать пацаны из Мексики. – Смотри, не переработай, а то объедки придется есть!

– Да, да, иду! – ответил я, вытирая стахановский пот тыльной стороной ладони.

Мы вымыли руки и стали в очередь, каждый в свою: беззубый синюшный мекс в общую, а я в специальную. Там столовались и мирно сосуществовали иудеи и мусульмане. Чтобы получить кошерно-халяльную пищу, требовалось письмо-распоряжение от одного из тюремных капелланов. Просто так на «спецдиету» было не попасть. Поэтому, как и все другие богоизбранные, я прошел интервью у тюремного капеллана на знание основ иудаизма и законов кашрута. У меня упрямо допытывались, почему нельзя смешивать мясное с молочным и почему евреям запрещено есть свинину.

Свиные шашлыки я весьма и весьма ценил. Тем не менее, воспитанный в лучших традициях страны советов и находясь в поисках тех тюремных мест «где глубже», я решил воспользоваться своей фамилией и происхождением.

Из-за этого з/к Трахтенберг мог рассчитывать на спецпаек, выдаваемый в белых одноразовых контейнерах представителям двух семитских групп: арабам и евреям.

No passaran – cвинья не пройдет!

99 процентов «русских» заключенных (русских-русских, русских-армянских, русских-грузинских, русских-эстонских, русских-азербайджанских) без зазрения совести причисляли себя к иудеям. Особенно поначалу, ибо «кроличья еда» (а именно так зэки называли между собой нашу еврейскую хавку) быстро приедалась.

Нас кормили однообразно, безвкусно и с упором на сою.

Единственным преимуществом белых упаковок было наличие в них кое-какой зелени, недоступной другим каторжанам. Раз в день я получал свою богоизбранную порцию с гарантированными кусочками болгарского перца. Иногда его заменяли половинкой подгнившего помидора, желтым соцветием брокколи, черноватенькой цветной капустой или склизкими листиками салата.

Воспитанным в традициях мясоедства и обжорства «русским» зэкам спецпайка однозначно не хватало. Мы рисковали по нескольку раз в день, набирая в пластиковые коричневые стаканы запрещенный горячий гарнир из общего салат-бара. Если кошерника-неудачника застукивали за этим небогоприятным занятием, его немедленно лишали «религиозной диеты» и выписывали штрафную квитанцию.

Многие из нас не выдерживали стресса, связанного с ежедневным воровством, и пыток здоровой холодной пищей. Поэтому некоторые со спецпайка соскакивали.

Я часто об этом думал, минимум – раз в день, завистливо наблюдая, как соседи по столу поедали жирный френч-фрайз, бумажные сосиски или какой-то мясной гуляш. В таких случаях я медитировал, стараясь думать в русле статей из журнала Men's Health, или пытался прикупить у кухонного дилера полдюжины вареных яиц.

Чаще дело заканчивалось последним.

Жители Форта-Фикс 365 дней в году питались убийственно однообразно. Уже через пару месяцев пребывания на нарах, на большую часть подаваемых блюд мы смотрели если не с отвращением, то точно с раздражением.

Это касалось обеих диет – общей и «религиозной».

Поэтому бывалые и более-менее состоятельные зэки переходили на подножный корм, питаясь продуктами из ларька и купленными полуфабрикатами с кухни.